Главная » Библиотека » СПАРТАК В КУРЗЕМЕ » 1. НАЧАЛО

СПАРТАК В КУРЗЕМЕ

Документальная повесть

 

Францис Никодимович Рекшня

Харий Андреевич Галинь

 

РИГА «ЛИЕСМА» 1981

 

1. НАЧАЛО

 

Тридцатого июля 1944 года 8-я гвардейская механизированная бригада Красной Армии освободила город Тукумс и вышла на берег Рижского залива у Клапкалнциемса. Немецкая армейская группировка «Север» была расколота. Враг, разумеется, делал все, чтобы отбить сухопутную дорогу между Ригой и севером Латвии с одной стороны и Курземе с другой, так как Рижский морской порт не мог обеспечить эвакуацию гитлеровцев из Риги и северных районов Латвии.

Утром восьмого августа гитлеровцам удалось вернуть себе окрестности Клапкалнциемса и даже ворваться в Тукумс. Но из Елгавы возвратилась 8-я гвардейская механизированная бригада, и уже вечером восьмого августа весь Тукумс был снова свободен. Девятого, десятого и одиннадцатого августа части 346-й дивизии заняли Лапмежциемс, Бигауньциемс и Кемери, 417-я дивизия, в свою очередь, расположилась к западу от Тукумса по линии Плиеньциемс — Зваре — Яунсаты.

Однако советские танковые подразделения были оттянуты в район Жагаре, и двадцатого августа гитлеровцы перешли в наступление со стороны Калнциемса. Одновременно под Рагациемсом был высажен десант, а немецкие военные корабли во главе с крейсером «Принц Евгений» обстреливали Тукумс и побережье.

Таким образом, противнику удалось отбить почти тридцатикилометровый коридор вдоль побережья, по которому началась поспешная эвакуация гитлеровцев из северных районов и Риги. Ее подстегивали успехи Красной Армии на других направлениях.

Пятого октября 1944 года Красная Армия начала широкое наступление от Шяуляя в направлении Клайпеды, и десятого октября 5-я гвардейская танковая армия, освободив Кретингу и Палангу, вышла к Балтийскому морю. До двадцать третьего октября была освобождена вся Литва, только в Клайпеде и на части Куршской косы гитлеровцы еще три месяца держались на внешней линии обороны города с ее многочисленными фортами и искусственными водными преградами, которые были построены еще во время кайзеровской Германии.

С освобождением Паланги и Кретинги уже десятого октября от Восточной Пруссии была отрезана вся группировка «Север» — примерно полмиллиона солдат — и в придачу еще четверть миллиона силой согнанных мирных жителей и добровольно бежавших сюда гитлеровских приспешников всевозможного ранга из оккупированных районов Прибалтийских республик, Белоруссии и Российской федерации. Три контрнаступления, предпринятых гитлеровцами в октябре 1944 года, чтобы отбить сухопутный коридор в Германию, окончились неудачей.

Тринадцатого октября Красная Армия освободила Ригу.

Эта небольшая военно-историческая справка необходима, чтобы понять, почему уже летом 1944 года Курляндия, или Курземе, древняя земля куршей, так интересовала разведку Красной Армии. Она являлась предполагаемым местом концентрации группировки «Север».

В сентябре 1944 года в разведотделе 2-го Прибалтийского фронта день и ночь работали рации, телеграфные и телефонные аппараты. Генеральный штаб отдавал срочные распоряжения и приказы, требовал столь же срочных ответов, сведений. Зачастую их еще предстояло собрать. Начальник разведотдела фронта, созвав офицеров, приказал:

— Вы, товарищ майор, немедленно комплектуйте разведгруппу и высадите ее в районе озера Усма, где возможно скопление сил противника. Желательно, чтобы разведчики владели латышским языком, а также знали местные условия. И, разумеется, имели опыт работы во вражеском тылу. О храбрости говорить нечего — трусов в нашей части нет. Итак, завтра в девять утра доложите состав новой группы.

Майор очень хорошо знал людей, которых готовил для работы в тылу врага. Укомплектовать группу за одну ночь для него не составляло труда. Каждого из своих людей он знал лично, знал характеры, способности, увлечения и — слабости. Кроме того, в его распоряжении были тщательно подготовленные досье с биографическими данными и характеристиками.

На следующее утро майор отправился к начальнику разведки. В приемной он посмотрел на часы. Восемь часов пятьдесят восемь минут. Надо обождать. Дежурный еще успел предупредить, что у полковника находится генерал из Центра.

«Значит, у ребят будет особо важное задание, раз ими так интересуются. Такие группы мы обычно сами провожаем, сами и встречаем, если им удается вернуться. В тылу врага куда меньше шансов уцелеть, чем на фронте», — размышлял майор.

Ровно в девять его пригласили к начальнику. И полковник, и его гость — генерал-майор из Центра — сидели за старомодным полированным четырехугольным столом, на котором была расстелена топографическая карта.

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу полковнику! — Майор строго придерживался устава.

— Пожалуйста, товарищ майор! — Генерал пристально посмотрел на него.

— Товарищ полковник, разрешите доложить об отобранных кандидатурах!

— Пожалуйста, по возможности короче, самую суть! — Полковник, не поднимая головы, продолжал изучать карту.

— Командиром группы предлагаю назначить Карлиса Яновича Мачиня. Двадцать второго августа ему исполнилось тридцать четыре года. Мачинь родился в Маззалвской волости Екабпилсского уезда в семье столяра, но вскоре семья перебралась в Лиепаю. Когда Карлису было восемь лет, родители разошлись и мать снова вышла замуж, за столяра Янига Сипола. Карлис Мачинь вечерами помогал отчиму в столярной, в пятнадцать лет овладел ремеслом и начал трудиться самостоятельно. Одновременно учился, закончил вечернюю среднюю школу. Затем работал на стройках в Скрунде, Елгаве, Нерете и других местах. В поисках работы объездил всю Курляндию, знает ее достаточно хорошо. После восстановления советской власти работал в Народном комиссариате государственной безопасности в Риге. В начале войны добровольно вступил в Красную Армию. В 201-й латышской стрелковой дивизии принят в ряды ВКП(б). Закончил Подольское пехотное училище, а также курсы артиллеристов. Участвовал в боях под Наро-Фоминском, Боровском, Старой Руссой. Кроме родного латышского хорошо владеет русским и немецким языками.

— Женат? — спросил полковник.

— Так точно, товарищ полковник. Жена Лине проживает в Иванове, работает на фабрике швеей. Дочка Илга, девяти лет, учится в школе.

— Какие родственники остались на оккупированной территории?

— Мать Анна Мачиня и отчим Янис Сипол, оба проживают в Скрунде. Это недалеко от предполагаемого места действия группы. Брат Янис живет в Риге.

— Компрометирующие материалы имеются? — спросил генерал.

— В моем распоряжении таковых нет, отчеканил майор.

— Важнейшие черты характера?

— Дисциплинирован, принципиален. Вообще выдержан, умеет подчинить своей воле других...

— Это качество хорошего командира, — подчеркнул генерал. — Каковы же, на ваш взгляд, недостатки?

— Чрезмерно смел.

— Это же прекрасно! — воскликнул генерал.

Майор немного смутился и попытался уточнить сказанное.

— Он не знает меры, потому смелость порой оборачивается лихачеством, такими действиями, которые могут повредить группе и помешать выполнению задания. Мачинь нередко выходит за рамки приказа, поэтому увеличивается риск.

— Ладно, ладно, — улыбаясь, произнес генерал, — разведка не бухгалтерия, где прежде всего рассчитывают процент риска. Настоящий разведчик должен быть именно таким — интересоваться, помимо основного задания, всем, не в ущерб, конечно, главной работе и безопасности. А кого вы рекомендуете заместителем командира группы?

— Анатолия Громского, — ответил майор и невольно оглянулся на своего непосредственного начальника, полковника.

— Продолжайте, продолжайте! — ободрил его полковник.

— Он родился в девятнадцатом году в Риге. Работал кочегаром и матросом на разных грузовых судах. Поддерживал связь с рижским подпольем, распространял коммунистическую литературу в районе порта. Освоил профессию шофера и работал в рижском автобусном парке, а позже, с сорокового года, в Елгаве развозил по магазинам мясо. Хорошо знаком с автомашинами разных марок. В начале войны добровольцем вступил в Красную Армию. Участник боев под Наро-Фоминском, Тугановом, Старой Руссой. Шесть раз ранен, из них дважды — тяжело. После последнего ранения Анатолий Громский отозван в распоряжение Разведывательного отдела. Шесть месяцев готовился к работе во вражеском тылу. Летом сорок четвертого года продолжал обучение, затем был заброшен в район Пскова — Острова. В тылу противника находился три недели, Успешно выполнив задание, вернулся в расположение частей Красной Армии. Стало быть, опыт работы в тылу у него имеется. После возвращения месяц отдыхал и готовился к заброске в район Кенигсберга. Но, поскольку он латыш, целесообразней использовать его в Курляндии. Награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I степени и медалями.

— Возражений не имею! — произнес генерал и, посмотрев на часы, попросил продолжать доклад.

— Радистом предлагаю послать сержанта Виктора Кушникова. Он родился и вырос в Туле. Работал матросом на Упской водно-спасательной станции. В семнадцать лет добровольно вступил в Красную Армию, где выучился на радиста. Уже забрасывался в тыл врага. Был радистом в партизанской бригаде Марго. Немного знает Латвию. Этим летом с партизанской группой Кирпикова совершал поход из Калининской области в Лудзенский уезд, где эта группа действовала примерно месяц. Отлично поддерживал связь с Центром до тех пор, пока партизаны не соединились с частями Красной Армии.

— По составу группы возражений нет. Срочно готовьте этих людей для заброски в Курляндию, — приказал генерал.

— Срок подготовки — три дня, — добавил полковник. — После этого вы, товарищ майор, вместе с Мачинем, Громским и Кушниковым зайдете ко мне.

Майор присвоил Мачиню кодовое имя Спартак, выдал гражданское платье, оружие, боеприпасы, продукты, рацию «Север» и — самое ценное — топографические карты района озера Усма. Разведчики тут же начали их детально изучать, стараясь запомнить названия населенных пунктов, озер, рек, болот, лесов, а также расстояния между различными точками района и особенности рельефа. Мысленно они уже были там, в окрестностях Усмы, прикидывали, какие там предстоят переходы, скоро ли удастся найти советских патриотов-информаторов, ведь только поддержка населения могла обеспечить успешное и быстрое выполнение задания. Правда, при строжайшем соблюдении конспирации. Как назло, в Усме Мачинь бывал только проездом. Вентспилс — другое дело, его хорошо знали и Мачинь, и Громский.

Кушников, в свою очередь, тренировался в работе с передатчиком, освежая старые знания и усваивая новые премудрости шифровки.

Через три дня начальник разведывательного отдела фронта, немного волнуясь, — как всегда в таких случаях, — провожал в путь очередную разведгруппу.

— Дорогие товарищи, в этот решающий момент борьбы вы добровольно идете во вражеский тыл на выполнение очень ответственного и важного задания советского командования, — сказал полковник и вкратце охарактеризовал конкретную задачу тройки. — Вам придется действовать в самом центре целой группы немецких армий, где, по-видимому, будет высокая концентрация воинских и карательных частей. Поэтому помните; всегда: только хорошая организованность, строгая дисциплина, несгибаемая отвага и безграничная преданность Родине могут обеспечить успешное выполнение задания.

Ваша прямая и непосредственная задача — регулярно сообщать о перемещениях гитлеровской живой силы и техники по железным и шоссейным дорогам Курляндии, о расположении аэродромов, складов горючего и боеприпасов, о строительстве оборонительных линий и других укреплений, о дислокации воинских частей, гарнизонов, специальных команд и штабов, о мероприятиях, проводимых немецкими и местными учреждениями в связи с операциями Красной Армии. Но перед вами, несомненно, возникнут и новые задачи, которые невозможно предусмотреть. О них мы будем радировать друг другу, но многое придется решать самостоятельно, ведь всего заранее не предусмотришь.

Полковник еще рассказал разведчикам о международном положении на текущий день, о самоотверженных боях советских воинов на фронтах, а также о работе других разведгрупп. Закончил традиционными словами:

— Командование и разведотдел фронта уверены, что вы мужественно и героически будете действовать на этом боевом участке... Советский народ и будущие поколения никогда не забудут ваших заслуг перед Родиной! До свидания, дорогие товарищи!

— Служу Советскому Союзу! — ответили разведчики и заверили, что порученное задание будут выполнять на совесть, не щадя сил и даже жизни.

Одиннадцатого октября в двадцать два часа по московскому времени, или в двадцать часов по берлинскому, борт самолета покинули три советских разведчика: командир группы младший лейтенант Карлис Мачинь — Спартак, его заместитель старшина Анатолий Громский — Ногин и радист сержант Виктор Кушников — Якорь.

Рапорт летчика:

«Спартак с парашютом и грузом оставил борт самолёта ”СИ-47” и приземлился точно в предусмотренном районе — в трех километрах к юго-западу от озера Усма... Перед прыжком держался хладнокровно и еще раз заверил в готовности выполнить задание отлично. Просил внимательно слушать его радиостанцию и своевременно высылать грузы самолетом».

Спуск прошел без особых происшествий, только Мачинь, как назло, угодил на одинокую полузасохшую осину, хотя окрест не росло больше ни единого дерева, и на ее сухих сучьях порвал вещмешок и немного поранил спину.

Когда белый купол медленно осел на мягких кочках, Мачинь вскочил на ноги, ладонью смахнул с лица паутину, протер глаза и стал напряженно прислушиваться, жадно глотая свежий воздух. Повеяло запахом детства, багульником, пучки которого мать клала в платяной шкаф от моли. А зимой, случись ему или Янику закашлять, мать из того же багульника заваривала чай, который надо было пить горьким. Сахар, говорила мать, отнимает силу у травяных настоев, а мед приходилось беречь на случай, если с кашлем вместе одолеет жар.

С простиравшейся вокруг безмолвной равнины тянуло стылой горечью, в отдалении чернел клочковатый кустарник, а в ночном небе поблескивал узкий серп, который то скрывался за раздерганными грудами туч, то выглядывал снова, источая смутный свет.

«Псы Дианы», — вдруг всплыла в памяти какая-то читанная в детстве давняя легенда. В такие ночи выходила на охоту богиня древних римлян Диана, а скользящие над месяцем, гонимые ветром стаи — это были псы Дианы.

Но раздумывать было некогда. В такие ночи выходит не одна Диана, — шуцманы и прочая нечисть тоже, небось, не прочь поохотиться. Стало быть — за дело.

И тут Мачинь почувствовал, что сапоги увязли уже выше щиколоток и болото засасывает его все глубже. Он попробовал нащупать место потверже, но поблизости такого не было, ноги вязли в зыбкой жиже.

Мачинь быстро сложил парашют и втоптал его в трясину. Тут уж его никто не найдет. Пусть болотная ведьма шьет себе свадебный наряд.

Он еще раз внимательно осмотрелся, вслушался в немую тишь, но не услыхал ни малейшего звука, который бы дал понять, что поблизости есть люди.

«Где же мои спутники? — размышлял Мачинь. Может, еще не пришли в себя после приземления? Может, у кого-нибудь беда посерьезнее моей оцарапанной спины?»

Он, как уговорились, трижды свистнул и ждал ответа — два раза должен был свистнуть Громский — Ногин и один раз Кушников — Якорь. Но тишину ничто не нарушало. Подождав несколько минут, Мачинь просвистел снова. Через минуту донеслось два тихих сигнала и тут же, почти с противоположной стороны, — один. Командир обрадовался.

Сойтись всем вместе было нелегко, топкое болото мешало передвижению. Разведчики сближались, перепрыгивая с кочки на кочку, разбрызгивая липкую грязь.

«Не угодить бы кому в прорву, — со страхом подумал Мачинь. — В такой тьме да в чужом месте без жердей и веревок вытащить товарища почти невозможно».

Кочки вздрагивали и уплывали из-под ног в сторону, ноги вязли до икр, с большим усилием удавалось их вытащить, чтобы сделать следующий шаг, но яма, к счастью, никому не подвернулась на пути. Порой они хватались за чахлые болотные сосенки, которые гнулись, а иногда с треском ломались. В холодной воде стыли ноги. Прошло не меньше часа, пока разведчики собрались вместе.

Бегущие облака — псы Дианы — умчались охотиться куда-то прочь, в небе тускло мерцали звезды, от узкого полумесяца лился призрачный свет.

— Это молодой или старый месяц? спросил Кушников.

— Надо к полумесяцу пририсовать палочку, объяснял ему Громский, — если получается буква «Р», значит, растет. А сейчас, без палочки, похоже на «С», Старый месяц, на убыль идет.

— Вот здорово! — радостно воскликнул Кушников и, взглянув на Громского, добавил: — Значит, скоро наступят темные ночи.

— Да и сейчас не больно светлые, — спокойно ответил Громский.

Кушников заговорил снова:

— Ну, в какую сторону подадимся?

— А черт его знает! Тут все стороны одинаковые, — с досадой сказал Громский. — Может, попробуем на север?

— Почему на север, а не на юг? спросил Кушников.

— Так мне кажется. Обосновать свое предложение не могу.

Их разговор прервал командир:

— Если мы приземлились на Плучском болоте, как предусмотрено планом, а болото тут, как видите, налицо, — то надо двигаться к северо-востоку. Наш главный район действия — это железная дорога Вентспилс — Тукумс и шоссе того же направления, а обе эти магистрали проходят вдоль северного берега озера Усмы. Плучское болото лежит к юго-востоку от него. Теперь надо определить азимут.

Мачинь достал из вещмешка компас, приник к самой кочке и засветил крохотный карманный фонарик.

— Идем туда! — Он рукой показал направление.

Разведчики тронулись в путь. Первым шел Мачинь, за ним Кушников, цепочку завершал Громский. Болото чавкало, хлюпала жижа, на сапоги налипало все больше грязи, и ноги стали невообразимо тяжелыми. Если их на краю болота заметит недобрый глаз, то дни их сочтены, поэтому надо еще прибавить шагу, чтобы со светом найти маломальское укрытие. Но брести становилось все труднее.

— Когда она кончится, эта проклятая трясина! Не могли нас сбросить в путном месте! — сердился Кушников.

— Мог бы попросить фрицев, чтобы соломки постелили, — поддразнил его Мачинь, но тут же стал успокаивать: — Скоро уж должны выбраться из этого ада. У каждого болота есть край. Поднажмем еще чуть-чуть.

— Сколько уж идем, а твердой земли все не видать. Топь еще злее становится.

— Виктор, брось шутить! Помолчи лучше! — оборвал Мачинь.

Ни с Кушниковым, ни с Громским Мачинь еще не бывал в деле, но такое нытье уже в самом начале ему было не по душе. Что же будет дальше? Правда, отзывы о прежней работе Громского были неплохие, бывал и у немцев в тылу, так что не новичок. А вот ньггь сейчас совсем не время.

Кушников тоже понял, что лишние жалобы в такой тяжелый момент могут только еще больше испортить всем настроение.

Едва словесная перепалка закончилась, как завиднелась зубчатая стена леса.

— Ребята, еще один рывок — и первая победа в тылу врага за нами! — подбадривал Мачинь. — Что ж мы, попадем как кур во щи, прямо на патруль? Быть того не должно!

Путники прибавили шагу. Лепешки грязи разлетались веселей и стали заметно уменьшаться, пока не превратились в мелкие брызги. Разведчики вышли на просторную луговину, посреди которой росли пышные купы ольхи, ивы и мелкого березняка. Хотя заросший осокой и кустарником луг был по-осеннему пустынным, разведчики продвигались вперед все осторожней, держась по возможности под прикрытием деревьев и кустов. Низинка сменилась суходолом, и вскоре разведчиков укрыл смешанный лес, где среди буро-зеленых сосен маячили то густая ель, то белая береза, то пышный и высокий можжевельник. Здесь, в Северной Курземе, можжевельник вырастает выше человека.

— После такой прогулки не худо было бы немного передохнуть, — предложил на этот раз Громский и, глубоко вдохнув пахнущего смолой воздуху, продолжал: — По-моему, нас тут только с собаками можно сыскать, да и то если заметят место, где мы вышли из болота.

Стало быть, отдохнем? — Кушников поспешил поддержать Громского.

Мачинь не возражал, он и сам чувствовал, что силы на исходе.

В лесной чаще разведчики облюбовали самую пышную, самую статную ель, широко раскинувшую свои ветви, и легли в мягкий мох. Хотя укрытие было надежным, они из осторожности решили по очереди бодрствовать.

Едва вершин соседних деревьев коснулись первые лучи солнца, Кушников насторожился. Совсем рядом кто-то зачмокал. Перестал. Снова закопошился в опавших листьях тут же неподалеку, под березой. Кушников на всякий случай разбудил товарищей.

— В самом деле, кто-то шебуршит, — подтвердил Громский.

Наступила тревожная тишина. Разведчики оглядели окрестность, но ничего подозрительного не было видно, хотя странные звуки время от времени повторялись.

— Анатолий, подползи к тому кусту! — Мачинь показал рукой. Посмотри, может, зверь какой шутит тут с нами.

Громский неслышно отполз, но ничего подозрительного не обнаружил. Шорох тоже прекратился.

Тогда в том же направлении пополз сам командир. Из груды сушняка показался еж. Сопя и пыхтя, он мелкими шажками подбежал к груде палого листа и начал в ней кувыркаться. Набрав на иглы строительного материала для норы, он снова исчез в куче сушняка.

Возвратившись, Мачинь объяснил, что таинственный нарушитель спокойствия — всего-навсего еж, но тут же треск послышался с другой стороны. На этот раз нарушитель был виден разведчикам из укрытия — это был косуленок весеннего помета.

— Ах нехристь! — Мачинь улыбнулся. — Ведь мы же тебя, брат, чуть было за шуцмана не приняли.

Косуленок испугался еще больше, чем перед тем разведчики, и проворно скрылся в лесу.

Сон был нарушен. Разведчики нашли небольшое озерцо, умылись, отчистили грязь, привели себя в порядок.

— Ну, что теперь? — спросил Кушников.

— Хм! — буркнул Мачинь. — Будем искать кого-нибудь из местных. Без помощи и поддержки здешних людей с заданием справиться будет трудно.

— Даже невозможно! — согласился Громский. Надо искать связь без промедления.

Разведчики тронулись в путь. Лес здесь был довольно редкий. Под ногами шуршали листья, пугая вышедших по своим делам обитателей леса. Прострекотала сорока лесной надсмотрщик. И невдалеке пропел петух.

Последний звук заставил разведчиков остановиться и немного изменить направление. Вскоре показались поля, среди которых за кустами сирени и липами едва виднелись крыши под почерневшей дранкой. Над одной из двух труб курился дым. Квадрат хуторских полей двумя сторонами примыкал к лесу, вдоль третьей стооны тянулся луг, за ним — не то рощица, не то молодой колок, и лишь с четвертой стороны виднелась еще одна кучка строений.

Разведчики посовещались. Хуторок выглядел небогатым, но их предупреждали, что именно в таких домах на краю леса местные власти держат свои глаза и уши.

Наконец Мачинь приказал:

— Вы оставайтесь здесь, а я пойду погляжу, чем там пахнет. Так и так первый встречный человек будет незнакомым, надо рискнуть. Если со мной что-нибудь стрясется, работу продолжите вы.

— А если злая собака ухватит за штаны, тогда что? — тихо пошутил Громский.

— Тогда ищи кошку, — тут же нашелся Кушников.

— Без шуточек, — досадливо отмахнулся Мачинь. — Лучше готовьтесь выручать меня, если случится беда.

Во дворе усадьбы Мачинь увидел высокого, плечистого пожилого мужчину в одежде из домотканого серого сукна. Хозяин ладил новое топорище к топору. Тут же возле хлева в загончике рылся подсвинок, второй терся об угол спиной. Копошились куры. Тявкнула кудлатая собачонка. Хозяин поднял голову, пес изготовился к прыжку и ждал, что ему прикажут. А от хозяина пахнуло крепким бражным духом.

— Доброе утро! — поздоровался Мачинь,

— Здорово, здорово! — неохотно отвечал хозяин и, прищурясь, всматривался в чужака.

— Простите за беспокойство. Закурить у вас не найдется?

Табак у Мачиня был свой. Просьбу эту он придумал, чтобы завязать разговор. Может, предложить подмогу? Тут каждому ясно: в хлеву случилась такая основательная авария, что в спешной починке сломалось топорище. Иначе свиньи были бы под крышей, а не в открытом загоне.

Когда хозяин вытащил из кармана штанов кисет, собачонка снова зарычала.

Оба затянулись смрадным самосадом, который щекетал легкие, и хозяин без обиняков спросил:

— Вы кто же будете? Из партизан или парашютистов?

Мачинь заколебался — открыть карты или переждать. Похоже, что партизан — надежнейшую опору фронтовых разведчиков — найти будет нетрудно, а может, именно поэтому надо пока поостеречься. На всякий случай Мачинь решил не открываться.

— От легиона прячусь.

Полковник, между прочим, их уже информировал, что происходит массовое дезертирство из латышских частей, которые принудительным путем создавались гитлеровцами, и в качестве дополнительного задания поручил выяснить, сколько дезертиров в их районе действий, какое у них настроение.

— Вашего брата тут тоже хоть пруд пруди, — многозначительно процедил сквозь зубы хозяин.

— Понятно, как не быть. Да и я не один, — заметил Мачинь. Если хозяин замыслил недоброе, то одумается, ведь с группой справиться трудней, чем с одиночкой. — Остальные в лесу. Ночами бредем издалека. У вас-то хоть спокойно?

— Ага, оторвали от жениной юбки! — Хозяин злорадно ухмыльнулся. — Есть и такие герои, спрячутся под кровать и думают отсидеться до конца войны. Да и у нас неспокойно. Не верится, чтоб где-то в Курземе нашлось спокойное место. Немецкие жандармы да наши шуцманы каждый день леса прочесывают, и мой дом обыскивали уж сколько раз. Ищут парашютистов, партизан, да и дезертиров берут за шкирку. В лесу нынче народу кишмя кишит. Поди разбери, кто свой, кто недруг. Выйдет такой братец из лесу, выпросит хлебушка Христа ради, а потом, иуда, в комендатуру со всех ног.

— А что комендатура? — заинтересовался Мачинь. — Что им, делать больше нечего, как старух допрашивать из-за куска хлеба? Не бойтесь, я про ваш табак докладываться не побегу.

— У комендатуры дел по горло. Говорят, русские в Литве сейчас задали немцам жару. Все заборы обклеены плакатами — призывают население сообщать о каждом подозрительном человеке, кто б ни показался. А как ты разберешь — кто подозрительный, кто нет, если все дороги полны беженцев? Одни драпают, как ошпаренные — только б скорей в Вентспилс, скорей в фатерланд! Небось, замарались, когда баронам задницу лизали. Другие опять же тянутся, как улитки, все в сторону смотрят, куда бы дать тягу, видать, силой с места согнаны.

— А вы б что делали, если б фронт до вашей волости докатился? — Мачинь не утерпел и спросил, видно, чересчур прямо, потому что хозяин сплюнул, снова пахнуло самогонным духом.

— К фрицам в кабалу не пойду, да и русских не жду. Чем не житье было в свободной Латвии?

— Это когда как, — сдержанно протянул Мачинь. Как работы нет — затягивай ремень потуже. Я до войны на стройках вкалывал.

— Да и мне по осени приходилось то же самое — ремень затягивать натуго. Земля тут — один песок, ничего толком не родится. И все же — сам себе господин. Что, гостюшка, не пропустить ли нам по стаканчику? — подобрел хозяин. — Я слыхал, русские скоро Ригу возьмут. До Ропажей дошли.

Когда гость от стаканчика отказался и слов его не подтвердил, но и не отрицал, хозяин расправил плечи и продолжал:

Да, на фрицев спину гнуть не пойду, но и с русскими парашютистами мне не по пути. В лес уйду и погожу до времени, когда опять можно будет хозяйствовать по-старому.

Мачинь не возражал, только многозначительно протянул:

— Трудно будет дождаться такого времечка.

— Трудно, а ждать надо. — Хозяин уже заговорил с Мачинем как с единомышленником. — Надо залезть в нору и переждать. Сегодня утром уже прибегали ко мне — не видал ли кого подозрительного? Прошлой ночью русские над Плучским болотом парашютистов сбросили, так если увижу, мол, должен сообщить. Накось, выкуси! Я к ним не нанимался. Да и с какой стати парашютисты ко мне пойдут? Они скорей в «Малини» подадутся, там Жанис Цинис красных ждет не дождется. Зять-то с русскими еще в сорок первом ушел.

Мачинь вспомнил, что приметил на топографической карте такую усадьбу. «Малини» стояли вблизи леса, значит, где-то здесь по соседству.

— Ну, спасибо за табачок, — поблагодарил Мачинь. — Высунул вот нос из лесу, чтобы разнюхать, какой тут воздух.

— Не бог весть какой, пробурчал хозяин. — Стало быть, ни к русским, ни к фрицам, своего дня будем дожидаться.

— До свидания! — вежливо простился Мачинь и широко зашагал к лесу, где товарищи уже, наверно, заждались его.

Позже, после войны, о первом встреченном им после приземления человеке Карлис Мачинь в своем отчете напишет;

«Из беседы понял, что он ненавидит немцев, но и к русским не расположен, ждет бывшую «независимую» Латвию. Я не возражал против его суждений. Хозяин повеселел и начал рассказывать о том, что русские сбрасывают парашютистов... Почувствовав, что хозяин настроен националистически и использовать его для разведывательной работы в пользу Красной Армии не представляется возможным, я дружески простился с ним».

Теперь, возвращаясь, Мачинь думал, много ли еще встретится людей с кулацкими иллюзиями насчет «свободной Латвии» и как все же этих людей включить в общую борьбу против фашистов, которых они искренне ненавидят. Сам процесс борьбы помог бы перевоспитать кое-кого из них. А вот Жаниса Циниса надо разыскать. Именно такие люди нужны разведчикам.

Громский с Кушниковым уже встревожились.

— Где ты пропадаешь? Мы думали, что тебя ухватили за чуб полицаи с айзсаргами. Уж сколько раз порывались идти на помощь, да медлили — не испортить бы дело.

— Как видите, воротился цел и невредим. А хозяин того хутора пытается выкрутиться — ни вашим, ни нашим.

И Мачинь передал им свою беседу с хозяином. Разведчики покрутили головами — вот так политическая позиция. Если таких будет много, они могут помешать работе больше, чем настоящие фашистские прихвостни. С теми разговор короткий на языке оружия, и все ясно, а вот эти — Ни рыба ни мясо... До известной поры и они могут пригодиться, а там, глядишь, и переметнутся на другую сторону, но когда ты узнаешь об этом, будет слишком поздно. Одна надежда, что сама жизнь заставит колеблющихся выбрать ту или иную сторону.

Настроение у разведчиков было не из веселых, первая встреча с местным населением не радовала. Все решили, что надо направляться в «Малини» к Жанису Цинису, не сходились только в одном: представиться снова дезертирами из немецкой армии или играть в открытую? Но это уже противоречило законам конспирации.

«Если Цинис действительно советский патриот, — думал Мачинь, — то лучше сразу сказать правду и просить поддержки».

И Мачинь на хуторе представился офицером Красной Армии.

Как и следовало ожидать, Жанис Цинис непрошеного гостя принял недоверчиво и даже едва не выставил за дверь. Уж столько шаталось кругом всевозможных ищеек и из СД, и из абвера, из разных других учреждений, названий которых и не упомнить. Откройся такому, и загремишь, а из немецких застенков целым еще никто не возвращался. В лучшем случае — калекой.

Ну а вдруг... Жанис Цинис тоже немало слышал о парашютистах, и к нему с утра нагрянули шуцманы, допытывались, не видал ли чужих, и проболтались, что прошлой ночью над Плучским болотом... Жанис Цинис тогда еще подумал, хоть бы к нему пришел кто из наших. Вот, может, и пришел, а он гонит прочь...

И Жанис Цинис начал расспрашивать гостя о последних событиях на фронте, особенно о наступлении Красной Армии в Литве, слухов о нем ходило много.

— В Литве советские войска прорвали фронт к западу от Шяуляя и Каунаса и продолжают наступать в направлении Клайпеды. Каждый день освобождают по городу или селу.

— Может, и до моря дойдут?

— Дойдут... — Мачинь улыбнулся. — Если уже не дошли.

— Так, значит, фрицам посуху уже не убраться в свой фатерланд?

— Выходит, так.

— Когда же будет салют в честь Риги? И как там в Москве вообще салютуют?

И Мачинь рассказал о первом салюте пятого августа 1943 года, когда Красная Армия освободила Орел, рассказывал о героизме советских бойцов, о латышских гвардейцах, о преобразованиях в Красной Армии, где введены погоны и новые звания. Мачинь говорил и о новом, великолепном оружии, особенно о «катюшах». Упомянул о новом гимне Советского Союза.

Убедительный рассказ Мачиня развеял сомнения Циниса. Он понял, что нежданный гость хорошо знаком с советской жизнью, намного лучше, чем любой из немецких шпиков, так как рассказал много такого, чего не придумаешь и не услышишь по радио.

Он только спросил еще:

— Какая сила, какая власть гонит гитлеровцев воевать?

Этот вопрос давно мучил его.

— Стремление к мировому господству, — отвечал Мачинь. — Гитлеровцы намеревались завоевать весь мир, заставить целые народы трудиться на них.

— В начале войны, когда они заняли почти всю Европу и дошли до Москвы, и вправду могло казаться, что весь мир у их ног. Ну а теперь, когда советские войска уже у границ Германии, когда любому ясен исход войны, теперь на что они надеются? Неужто на победу?

— Немец еще силен и по доброй воле не сдастся: чует кошка, чье мясо съела. Страх перед расплатой и возмездием — вот что их гонит. Те, у кого открылись глаза, уже сдались или испуганы. Гестапо, СД, полевая жандармерия — эти могут взять за горло любого без суда. Сражаться еще придется, и тяжело сражаться, и мы хотим просить вас о помощи в этой борьбе.

— Какая же от меня помощь потребуется? — напрямую, без обиняков спросил Жанис Цинис.

— Сбор сведений о размещении немецких войск и техники, о полицейских акциях. И о людях — как о тех, кто сотрудничает с гитлеровцами, так и о тех, кто их ненавидит и мог бы помогать нам. Короче, нам нужна любая помощь, все может пригодиться, чтобы скорей добить врага.

— Так и голову потерять недолго!

— Какая же борьба бывает без риска? На фронте миллионы людей каждый миг рискуют жизнью, но они знают, что защищают свою Родину, спасают от рабства и смерти своих близких. И в нашей работе есть известный риск. Но действовать надо с умом, обдуманно, конспирацию надо соблюдать. Главное — уметь своевременно разоблачить фашистских ищеек.;

— Что правда, то правда, подтвердил Цинис и усмехнулся. — У человека ведь на лбу не написано, который подлец. Может, я уже сегодня взят под прицел?

Мачинь нахмурился.

— Если мы никак не можем довериться друг другу, то нечего было и разговор затевать. Говорили мы вдвоем, без свидетелей, поэтому у меня куда больше шансов оказаться под прицелом, — далеко мне не уйти. Где-нибудь по соседству айзсарг по мою душу найдется.

— И не один, а несколько, — добавил Цинис. — Не тревожьтесь, мы, крестьяне, никому не верим с налету. С чего же нам начать?

— Вот это уже мужской разговор. Нам надо бы вместе подобрать людей, которым можно доверить разведывательную работу.

— А такие, что на нелегальном положении, подойдут?

— Отчего же нет?

— Я знаю кое-кого из местной молодежи, что дезертировали из легиона, а то и вообще не явились на призывной пункт.

— Фашистских выкормышей среди них нет?

— Нет! Кто из хутора побогаче, кто победней, но все пахали землю, чужой скот пасли, здесь же, в округе, батрачили. Тут и соседи мои — Жанис и Алберт Валтманисы из «Мазримниеков», потом еще Эрнест Пагаст, Янис Клява, Арвид Индриксон, Янис Вигант и ещё несколько, тех я меньше знаю. Жанис Валтманис у них вроде командира, не знаю, сами выбрали или еще как. Они воевать хотят, ищут оружие и связь с партизанами.

— Вы могли бы организовать мне встречу с этими ребятами?

— Охотно, назначайте место и время.

— Скажем, завтра в десять утра у мостков через речку, что течет внизу вдоль вашей усадьбы?

— Постараюсь устроить.

Договоримся о паролё. Я спрашиваю: «Как попасть в „Мазримниеки"?» А Жанис Валтманис отвечает: «Через Амьюджциемс».

— Добро! — Цинис кивнул. — А на случай, если до завтра не удастся их найти, то послезавтра в то же время.

Радостный, окрыленный добрыми вестями и надеждой, Мачинь отправился к своим товарищам.

После войны Карлис Мачинь в отчете напишет:

«Систематически поддерживал связь с хозяином хутора ,,Малини" Жанисом Цинисом. Встречался вблизи хутора, в лесу, в кустарнике. Место встречи менял. Шестидесятилетний хозяин на велосипеде разъезжал по окрестностям Спаре и по моему заданию собирал сведения о размещении немецких войск, благодаря чему я с первого же дня передавал в Центр ценные сведения».

Теперь же Кушников передал первую радиограмму.

«Приземлились благополучно. Находимся в лесу около хутора „Церпьи", почти в центре группировки „Север". Установили связь с местными жителями».

— В какую неравную дуэль вступает наш маленький «Север» против огромного «Севера», — закончив работу, задумчиво произнес Кушников.

— Один хороший разведчик может помочь разгромить целую армию, — откликнулся Громский, — а нас ведь трое, да еще в таком выгодном месте. Железная дорога Вентспилс—Тукумс, шоссе Вентспилс—Тукумс и Вентспилс—Кулдига — все они стратегически очень важны. К северу от железной дороги и Абавы большие леса и болота, там не только троих — целые батальоны можно укрыть. Трое — это очень много, хоть трое — и совсем мало.

— Эх, — вдруг вспомнил маленький, подвижный Кушников, — были бы со мной те голуби, что я держал в Туле, думаешь, они не долетели бы до Центра? Что за голуби были у меня! Красота! А в разведке их как еще можно использовать.

— Можно, — согласился Мачинь, — только техника надежней. Поди знай, когда эта птичка перелетит через линию фронта. Ведь столько случайностей!

— А мы своим информаторам могли бы дать голубей.

— Прежде всего надо их найти, информаторов-то. И лучше полагаться на вороных от сапожника — на своих двоих куда надежней... Это тебе не глупая птица...

— Голуби умные!

— Может, и так, только у нас их нет. И не предвидятся.

А Виктор Кушников еще долго рассказывал, какие голуби были у него в родной Туле, как он за ними ухаживал, как обучал.

 

На встречу с группой Жаниса Валтманиса они отправились втроем, но из предосторожности Мачинь Громского и Кушникова оставил в укрытии на краю просеки. Сам он взошел на мостки над тихо журчавшей речкой и, опершись на перила, следил, как в неглубоком омутке металась мелкая рыбешка.

Ровно в десять показалась группа людей в потрепанной, истертой и мятой одежде, в латаных штанах, скособочившихся башмаках. Лишь у немногих на ногах были сапоги. Мачинь насчитал восемь мужчин.

«Так это и есть группа Валтманиса? — думал Мачинь. — Судя по тому, что говорил Цинис, они самые и есть. А если нет, надеюсь, ничего плохого не случится. Если пароль не совпадет, пойду дальше, будто простой прохожий».

Мачинь направился навстречу незнакомым.

— Скажите, пожалуйста, как попасть в «Мазримниеки»?

—      Через Амьюджциемс, — ответил кто-то.

Значит, все в порядке. И Мачинь спросил прямо:

— А Жанис Валтманис есть среди вас?

— Я! — по-военному отозвался бравый мужчина с армейской выправкой, лет двадцати пяти, с пышными волосами, выбивающимися из-под поношенной фуражки.

— Куда направляетесь? — спросил Мачинь, изучающе всматриваясь в обветренные лица парней, словно прикидывая, в какой мере можно на них положиться.

— Оттудова туда, — отрезал кто-то, а Жанис Валтманис сказал:

— Мы все время в пути. Бродим из леса в лес, из болота в болото. Так надежней. Иначе гитлеровцы могут быстро напасть на след.

— Смельчаки, ничего не скажешь, да только малость легковерные. Чужому человеку сразу все про себя выкладываете.

— Мы же знаем, что вы с той стороны.

Мачинь понял, что Цинис успел рассказать о нем, поэтому продолжал без околичностей:

— Да, меня прислали. И одно из моих заданий как раз — помочь таким, как вы. Фронт ведь по всей линии лавиной катит на запад. Фашисты уже не в силах держаться. Рядом, у литовцев, фронт прорван на несколько десятков километров, и советские войска под Палангой уже, наверно, вышли к морю. Красная Армия у самых ворот Риги. Не сегодня завтра Рига будет освобождена. Будем надеяться, что фашисты не успеют разрушить нашу древнюю столицу. Теперь очередь за Курземе, которую можно освобождать не только с востока, но и с юга, и это может произойти в несколько недель, если все пойдет удачно. После победы каждому придется дать отчет, что он сделал для Родины. И вам придется отчитаться. Поэтому вступайте в борьбу с фашистами, врагами нашей Родины и всех народов.

Слова Мачиня звучали торжественно и убедительно. Особенно взволновала слушателей весть о том, что час освобождения Риги так близок.

— У нас самих руки чешутся, да оружия мало, руководства нет! — сетовал Жанис Валтманис.

— Будет оружие, будет и руководство, если всерьез хотите воевать с гитлеровцами.

— Хотим, хотим! — отозвались парни, а Жанис Валтманис прибавил: — Надоело слоняться без дела.

— Как со здоровьем? — еще поинтересовался Мачинь.

— Здоровехоньки, как огурчики, давайте только оружие и командира. Для серьезного боя у нас оружия слишком мало. Разве что собственную шкуру не отдадим задарма.

— Оружие доставят нам через фронт, а командира выберем из вашей группы. Согласны?

— Можно, отчего же, наши тоже не лыком шиты.

— Кого вы хотели бы выдвинуть командиром?

— Жаниса Валтманиса! — чуть ли не в один голос закричали все.

— Возражения имеются?

Таковых не оказалось. Мачинь дружески пожал Валтманису руку и пожелал успеха.

— Спасибо за доверие! — Валтманис вытянулся по-военному. — Сила и желание бороться есть, оружие будет, а что теперь предпринять?

— Пока попытайте силы в разведке. Собирайте сведения, где концентрируются немецкие войска и техника, где размещены аэродромы и склады боеприпасов. Сведения будете передавать моему заместителю Ногину.

И Мачинь познакомил молодежь с Анатолием Громским, который по условному знаку покинул укрытие и присоединился к беседующим. Только Кушников — Якорь оставался невидимым, — радиста разведгруппа должна беречь как зеницу ока. Чем меньше его видят, тем лучше для всех.

Когда Ногин — Громский договорился с ребятами о «почтовых ящиках» и местах встречи, Мачинь прибавил: Не худо бы поразузнать, где еще мы можем найти новых борцов.

— Мы знаем, — откликнулся Валтманис, — что на берегах Абавы действует группа дезертиров из немецкой армии. А руководит ею, как слышно, какой-то бывший советский пограничник.

Мачинь радостно хлопнул Жаниса Валтманиса по плечу.

— Вот это здорово! Свяжите, если можно, нас с ними поскорее! Только осторожно, соблюдая всяческую осмотрительность.

— Постараюсь! — Жанис Валтманис снова вытянулся в струнку.

 

Дела с оружием в группе Жаниса Валтманиса обстояли не так уж плохо, в разговоре с Карлисом Мачинем он просто немного прибеднялся, чтобы в будущем выклянчить у представителя Красной Армии побольше. Оружием, как ни странно, парней Жаниса Валтманиса снабжали сами гитлеровцы.

Нечто подобное было возможно только осенью 1944 года в Курземе, где разведкой и контрразведкой занималось множество организаций. Их сотрудники старались превзойти друг друга в активности, лишь бы спастись от передовой, где уже не просто пахло порохом — разило дыханием смерти.

Шофер легковой машины рейхскомиссариата Карлис Вейсманис в 1944 году окончил курсы радистов гитлеровской организации «Абверштелле Остланд» и в августе того же года отправился в «Мазримниеки» Усмской волости к своему давнишнему товарищу по работе Янису Кляве и его свояку Жанису Валтманису. Задание было простейшим: организовать небольшую группу из четырех-пяти человек, которая должна была осуществлять акции саботажа в тылу Красной Армии. Значит, летом 1944 года гитлеровцы не думали о «Курляндской крепости», а предвидели, что придется уносить ноги из всей Прибалтики. «Мазримниеки» Карлис Вейсманис выбрал потому, что в декабре 1942 года он тут славно погулял на свадьбе своего старого товарища по работе Яниса Клявы и сестры Жаниса Валтманиса. Он немного знал здесь и людей, и округу.

Уже в сентябре Карлис Вейсманис намекнул обоим своякам, что он мог бы достать оружие. Этой возможности Жанис Валтманис никак не хотел упускать — оружие всегда пригодится, каким бы путем оно ни досталось. Так Карлис Вейсманис в сентябре 1944 года уехал в Лиепаю, где доктор философии Вернер Капп — балтийский немец, лиепайчанин — возглавлял учреждение «Фронтауфклерунгсгруппе 166», более известное под сокращенным названием «Фаллост 1». Штаб его находился на улице Улиха, 79.

Доктор философских наук Вернер Капп, этот лиепайский немец ростом в метр девяносто, с двумя родинками на правой щеке, одинаково хорошо говорил по-немецки, по-латышски и по-русски. В 1939 году Вернер в возрасте тридцати лет репатриировался в Германию, в 1940 году вернулся в Лиепаю в качестве официального представителя репатриационной комиссии с некоторыми неофициальными заданиями, а в июне 1941 года он совершенно секретно был выброшен с парашютом вблизи Риги вместе с другими диверсантами. Затем занял пост в рейхскомиссариате в соответствии со своими способностями и высокой научной степенью, помогал кое-кому из «аборигенов» освободиться от таких старомодных философских предрассудков, как родина и совесть, долг и честь. В сети доктора философии попал и Карлис Вейсманис.

Из Лиепаи Вейсманис вернулся примерно через месяц с солидным арсеналом: четыре автомата, три французских пистолета и несколько гранат, — ибо сумел убедить господина доктора, что организовал абсолютно надежную группу из четырех человек.

Полученное оружие парни тут же пустили в ход и уничтожили семерых грабителей из немецкой хозяйственной команды.

Чтобы подозрение не пало на местных жителей и не навлекло на них репрессий, они погрузили трупы незадачливых налетчиков в их же фургон «BMW» и повезли на Плучское болото, чтобы столкнуть в топь. Но у плучских берез машина завязла, парни ее подожгли, а оружие взяли себе. Еще семеро партизан получили довольно сносное вооружение.

 

Вечером 13 октября Москва салютовала в честь освободителей Риги. Разведчики обнялись, даже прослезились от радости.

— Значит, скоро и наша работа придет к концу, — радостно говорил Мачинь.

Никто пока не мог предвидеть, что придется сражаться всю долгую и тяжкую зиму.

 

СОДЕРЖАНИЕ

Перевела с латышского Виола Ругайс

Оформление Силвии Гожевиц

Редактор В. Семенова

Художественный редактор М. Драгуне

Технический редактор Г. Слепкова

Корректор Л. Алферова