Главная » Библиотека » СПАРТАК В КУРЗЕМЕ » 7. ОТ БОЯ ДО БОЯ

СПАРТАК В КУРЗЕМЕ

Документальная повесть

 

Францис Никодимович Рекшня

Харий Андреевич Галинь

 

РИГА «ЛИЕСМА» 1981

 

7. ОТ БОЯ ДО БОЯ

 

Неожиданно для себя Мачинь получил из Центра категорическое запрещение включаться в диверсионную работу и требование немедленно отделиться от партизан, законспирироваться и заниматься только разведкой.

Распоряжение Центра было понятным; в последних сражениях были на волосок от гибели и они, фронтовые разведчики. Неизвестно, как еще все обошлось бы, если бы Красная Армия не начала наступление под Салдусом.

Кроме того, штаб направлял и специальные диверсионно-разведывательные группы — десантами по десять-пятнадцать человек. Именно их задачей было совместно с партизанами в помощь фронту дезорганизовать немецкий тыл. Спартаку следовало заниматься преимущественно разведкой, но ведь основные разведданные до сих пор поступали как раз от партизан, от которых теперь приходилось отделиться, оставить их без командира, а главное, без рации. Именно это больше всего удручало Спартака, так как «Красная стрела» непрерывно пополнялась новыми борцами, она еще не стала по-настоящему монолитной силой.

Мачинь рекомендовал Центру утвердить командиром «Красной стрелы» Виктора Столбова, который вместе с первым партизанским командиром Владимиром Семеновым участвовал в создании отряда и как командир диверсионно-боевого взвода успешно руководил партизанами в стычках с гитлеровцами, не раз выполнял ответственные задания.

Организационно в «Красной стреле» теперь были выделены два диверсионных взвода, один взвод разведчиков, один — пулеметчиков и часть материально-технического обеспечения. И, что самое важное, Мачинь затребовал для «Красной стрелы» радиста, чтобы отряд мог действовать вполне самостоятельно.

Центр откликнулся очень скоро, в очередной радиограмме сообщив:

«В ночь на 17 декабря на ваши сигналы будет сброшен радист и три мешка с грузом для группы Петрова».

Группа Петрова была одной из диверсионно-разведывательных групп, посланных Центром.

Партизаны подготовили место приёма на Кадарском болоте. Точно в назначенное время в ночной тьме на небольшой высоте над болотом показался самолет с приглушенными моторами. Сделав один круг, самолет удалился в западном направлении. Быстро и без особых хлопот партизаны разыскали три мешка с грузом, но радиста нигде не было. Они обошли чуть ли не все болото, обшарили кустарники, лесные опушки, аукали, но безрезультатно.

Мачинь спешно сообщил в Центр:

«Груз приняли. Радиста нет».

Последовал ответ:

«С самолета на парашютах сброшены три мешка с грузом и радист».

Поиск продолжался уже в более широком радиусе. Наконец, наткнулись на труп радиста с нераскрывшимся парашютом и разбитой вдребезги рацией. Из-за какого-то технического дефекта парашют не раскрылся автоматически, а радист, растерявшись, не воспользовался резервным кольцом, чтобы раскрыть парашют самому. Партизаны похоронили его на окраине леса, а мешки с грузом передали своим соседям — группе Петрова, которая действовала в окрестностях озера Усма.

В ночь на 21 декабря взамен погибшего радиста Центр направил восемнадцатилетнюю Зинаиду Якушину и два мешка с патронами и одеждой. Теперь «Красная стрела» могла действовать совершенно самостоятельно, без попечительства спартаковцев. Юная радистка работала умело и до самого конца войны обеспечивала партизанскому отряду надежную связь с Центром.

В партизанском отряде были созданы первичные организации ВКПб) и ВЛКСМ. Партийную работу возглавил Михаил Стрельников. В парторганизации было семь членов партии и семь кандидатов. Комсомольской организацией, в которой насчитывалось тридцать восемь партизан, руководил заместитель Михаила Стрельникова по комсомольской работе Владимир Строд.

Перед коммунистами и комсомольцами «Красной стрелы» стояли более сложные задачи, чем в других партизанских отрядах. Легионеры, батальонцы Рубениса, дезертиры из других немецких подразделений приходили в «Красную стрелу» прежде всего, чтобы избежать смерти и концлагеря, уготованных им СД. Признает ли Красная Армия их борцами против фашистов? Ведь кое-кому из них перед тем пришлось побывать и на Волхове, и на других фронтах. У каждого за плечами своя ноша — своя история и своя беда, а ответ держать придется всем. Дезертиры различных национальностей из всевозможных гитлеровских войсковых подразделений, военнопленные — и бежавшие из лагерей, и «вольные», что без охраны работали у местных крестьян, — беженцы из других районов Латвии и беженцы из других республик — чрезвычайно пестрый национальный, классовый и политический состав. Сплотить такую группу было делом не одного дня и не одной недели, и все же постепенно удалось убедить, что в день победы о них будут судить главным образом по тому, насколько активно они сами приближали эту победу. Настоящее и будущее всегда важнее прошлого. И в «Красной стреле», при всей разнородности ее состава, не было ни одного случая предательства, трусости или дезертирства.

Когда «Красная стрела» укрепилась в организационном, политическом и военном отношении, Мачинь отобрал восьмерых физически выносливых и отважных партизан, хорошо знакомых с местностью и здешними условиями, и перебазировался в окрестности Кулдиги, поближе к штабу немецкой группы армий «Север».

В глухом лесу на берегу речки Риежупе спартаковцы соорудили бревенчатую землянку, мастерски замаскировали ее, посадили сверху маленькие елочки, а вход заложили мхом. Позаботились и о резервном выходе, который вел прямо на берег реки. Все подходы были заминированы, оставалась лишь узкая тропинка, по которой ходили, тщательно маскируя следы, порой даже засыпали их заранее приготовленным снегом.

Риежупе, вбирая в себя воды из мелких ручейков и болотистых низин, глубоко вгрызалась в рыхлые слои известняка. Невдалеке от бункера спартаковцев Риежупе сливалась с Велдзе, и образовавшаяся из слияния новая река, приток Венты, называлась Лиекне.

Спартаковцы оборудовали еще три хорошо замаскированные и умело построенные резервные землянки. Одна из них находилась на берегу реки Бебрупе у хутора лесника «Зиргвалки». Хозяин его скрылся в неизвестном направлении, горячо ему здесь показалось: сегодня — партизаны, завтра того и гляди — каратели нагрянут…

Второй запасной бункер был построен под «Абавниеками», недалеко от усадьбы Тирумов, а третий — на небольшом островке посреди Кингутского болота, куда и знатоку проникнуть не легко: кругом вода и болотная жижа по пояс.

В запасных землянках разместились ближайшие помощники Спартака: Жанис Аберсон, Индрикис и Адам Тирумы, Элмар Апманис и другие.

На исходе декабря в бункере под «Абавниеками» спартаковцы созвали настоящее боевое совещание, первое после отделения от «Красной стрелы».

— Результаты будем оценивать не по количеству собранного материала, хотя, конечно, немаловажно и количество, а прежде всего по его значимости, — сказал Мачинь. — Сведения должны быть точными, исчерпывающими, детальными. Важны, скажем, даже бортовые знаки на автомашинах, так как они у каждого подразделения другие, по ним командование может установить, какие воинские части перемещаются или обнаружены на новом месте. А самое главное — знать не только то, что противник делает сегодня, но и что он намеревается делать в ближайшем будущем, своевременно раскрывать его замыслы, планы, намечаемые операции.

Командир группы предупредил всех своих помощников о соблюдении строжайшей конспирации и дисциплины. Чтобы не попасться на удочку ищеек СД, абвера и им подобных, надо быть бдительными, даже в кругу близких друзей зря не говорить о секретных вещах. И еще раз самое важное: если уж провал — не предавать товарищей, не говорить ничего. В крайнем случае выдавать себя за дезертира немецкой армии, так как их обычно лишь направляют на специальные сборные пункты дезертиров.

— Лучше умереть, чем стать предателем! — воскликнул Мачинь.

Он добавил еще, что предложил работать в разведке самым лучшим, самым отважным партизанам и надеется, что не ошибся в своем выборе.

Обговорив с помощниками отдельные детали работы, условившись о почтовых ящиках, Мачинь с Громским отправились обратно в бункер на Риежупе, который не был известен даже самым ближайшим из их товарищей.

Морозный воздух приятно пощипывал за нос, под ногами скрипел снег.

— Вон свежий след зайца, — оживился Мачинь. — Где-то должен быть и сам косой!

Тут из-под куста выскочил крупный русак и тяжело, неуклюже метнулся в сторону.

«Еще шаг, и я почти наступил бы на него, — только и успел подумать Мачинь. — Ну и хитрец, как упрятался».

Поздно вечером разведчики добрались до своей землянки, где их поджидал Кушников.

Устав с дороги, разведчики легли. Но не успели они заснуть, как через вентиляционный люк до них донесся звук шагов, потом топтание на месте и опять шумный бег. Застрекотала сорока.

— Ребята, кто-то ходит! Эта белобока зря клюв разевать не станет! — Громский, захватив автомат и гранату, приподнял люк выхода. В призрачном свете луны он разглядел крупного кабана, тревожно обнюхивающего землю. Видно, ему не терпелось выяснить, кто это поселился в обжитых им местах. Громский сменил автомат на снайперскую винтовку с глушителем и с первого выстрела свалил хозяина леса. Пришлось пожертвовать честно заработанными часами отдыха, чтобы освежевать и разрубить тушу пополам. Так легче будет доставить дичину на хутор Индрикиса Тирума, там закоптить, а половину оставить хозяевам за хлопоты. Кабанчик подвернулся в самое время, потому что в середине зимы не только партизанам и разведчикам, но и их помощникам приходилось потуже затягивать пояса.

Утром чуть свет спартаковцы тщательно обследовали округу, но не обнаружили ничьих других следов, кроме своих да кабаньих. Но Мачинь все не успокаивался и упрекнул Громского:

— На черта твое минирование, если можно такие прогулки устраивать вдоль землянки? Так и гитлеровцы явятся и заберут нас, как котят.

— Гитлеровцы в лес по одному не ходят все табуном, — оправдывался Громский. — Табун ведь не может не наскочить на мину. Лесной зверь — олень или вепрь — другое дело, он пройдет и не заденет.

Мачинь не спорил, но сомнения в эффективности минирования не покидали его.

Мороз к утру усилился. По-над землей тянуло несильным, но обжигающим ветром, кружили почти прозрачные снежные вихри. Мачинь в ватнике, стеганых брюках, ушанке и сапогах направился проверить почтовый ящик под одним малоприметным пнем. Вначале он чуть не по колена увязал в заметённом снегом лесу. Потом вышел на поросший мелкими кустиками пролесок, где снег уже слежался. И уже совсем легко было шагать открытым полем, которое покрывал твердый наст, даже следов не оставалось.

Тогда Мачинь, разумеется, не мог еще знать, что осенью 1942 года в ложбине между Вентой и Усмой приземлились и проходили этими местами замечательные разведчики Алфред Кюде, Алберт Петерсон, Екаб Биеранд. Они обосновались в Алсунгской волости, собирали и передавали Центру важные сведения о расположение немецких войск в окрестностях Кулдиги и Айзпуте, о работе Лиепайского порта, об аэродромах и складах. В декабре того же года в неравной борьбе пали Кюде и Петерсон. Но в годы войны случалось не раз, что одни выбывали из строя, их сменяли другие и продолжали сражаться, ничего не зная о своих предшественниках.

С большим трудом разыскал Мачинь нужный пенек — снег заровнял все приметы и вехи. Разрыв снег, он пошарил под пеньком и извлек небольшой бумажный свиток, который, как принято у разведчиков, тут же развернул и прочел на месте.

«...B Вентспилс прибыло три корабля, стоят у замка. Днем грузят различные вещи, ночью — войска и военные материалы... Венера».

Мачинь поглядел на часы. До начала сеанса оставалось уже немного, а дорога неблизкая, и он заторопился обратно. В землянке при мерцающем свете коптилки Кушников уже шифровал доставленное Громским из другого тайника донесение Жаниса Циниса о построенном невдалеке от усадьбы «Зурас» временном аэродроме, указывались все его параметры, описывалось техническое обеспечение.

Мачинь протянул ему сообщение Венеры.

— Быстро радируй в центр.

Зашифровав и эту радиограмму, Кушников вместе с Громским отправился на холм. С неба вдруг посыпали купные, мокрые хлопья снега.

— Ну и погодка в этой Курземе, ворчал Кушников, закидывая конец антенны с грузиком повыше на ель, — Только что с утра было ясно и подмораживало — будь здоров, а тут — на тебе — мокрый снег, тучи повисли на елках, того и гляди, дождь пойдет.

— Атлантический океан командует климатом, — пояснил Громский и пошел готовить ужин.

Когда Кушников, закончив передачу, вернулся в землянку, Громский уже сварил картошки и поджарил ломти кабаньего окорока.

Мачинь и Громский ежедневно обходили почтовые ящики. Материалы поступали ценные. Венера сообщал, что сброшенные советскими летчиками бомбы на Кулдигском, Айзпутском, Лиепайском шоссе достигли цели — взлетело на воздух несколько складов боеприпасов и горючего, разбомблены автомашины, убиты десятки гитлеровцев.

Фрицис Аустер докладывал, что в Ренде разместилась 650-я дивизия со своим штабом. Возле Спаре большая концентрация войск.

Меркурий сообщал, что и возле Лиепаи большое скопление живой силы и техники. Загружены и готовы к отплытию три судна.

Группа Жаниса Валтманиса действовала на западном берегу озера Усма. Он докладывал, что там оживилось движение воинских частей, гитлеровцы вырубают деревья в природном заповеднике на острове Морицсала, волостные власти сгоняют местное население рубить лед на озере и строить полосы заграждений, чтобы советские самолеты не могли использовать озеро для доставки грузов и отправки раненых партизан и парашютистов за линию фронта.

Центр интересовался положением в Вентспилсе и его порту. Мачинь направил туда Акселя Амберга, который хорошо владел немецким. Одетый в немецкую форму и снабженный документами погибшего немецкого солдата, он отправился в путь и на станции Спаре спокойно сел в поезд.

Вентспилс напоминал разворошенный муравейник. Амберг протискивался сквозь толчею, наблюдал за шагающими колоннами воинских частей. Одни направлялись к станции, другие в сторону моря. Толпа военных и взбудораженных гражданских лиц сгрудилась в порту, где стояло несколько транспортных судов. На правом берегу Венты торчали толстые бревна, которые должны были изображать тяжелые орудия. На окраине города эсэсовцы конвоировали арестованных: прохожие почти не обращали на них внимания, очевидно, картина была привычная.

В центре Вентспилса в одной из забегаловок Амберг познакомился с немецким солдатом, который уже был под хмельком, гостеприимен и разговорчив. Он бахвалился, что есть такая совершенно секретная организация, название которой почти никому не известно, и что эта организация готовит людей для работы в тылу у красных.

— Подумаешь, — буркнул в ответ Амберг. — Я сам служу в похожей организации.

— Что-о? — воскликнул солдат. — Ты тоже из ягдфербанда?

— Нет, из другой, еще более секретной организации, — отрезал Амберг.

Подвыпивший вояка хвастал, что полицейские силы и ягдфербанд готовятся начать борьбу с партизанами в районе озера Усма,

— Именно поэтому и я здесь, — спокойно пояснил ему Аксель Амберг. ^ Пора кончать с этим безобразием.

— Точно! — теперь уже многие согласились с ним.

Аксель Амберг много узнал о Вентспилсе и размещенных вокруг города войсковых частях, которые готовились к прочесыванию курземских лесов. С этим противником предстояло иметь дело Спартаку, «Красной стреле» и другим отрядам. Вот только время начала акции узнать никак не удавалось.

«Может, Анджу Лее удастся выяснить», — подумал Амберг.

У одного из первых информаторов Спартака Анджа Леи — Меркурия было три брата — Адам, Янис и Екаб.

Айзсарг Екаб Лея в первые дни немецкой оккупации вступил в группу самоохраны, затем работал шофером в организации Штралло, а в 1944 году был взят в ягдфербанд. Он сообщал брату Анджу, когда готовились прочесывания лесов и другие акции СД иягдфербанда, а Андж Лея эти сведения немедленно передавал Спартаку, поэтому «Красная стрела» так часто с успехом уходила от довольно умело расставленных ловушек.

Второй брат, Адам Лея, тоже работал шофером в ягдфербанде.

Екаб и Адам часто ездили в Вентспилс, Лиепаю и Павилосту, знали немало о движении кораблей в портах. Между прочим, они рассказали брату, что в усадьбах «Плиениеки» и «Румбениеки» «лесные кошки», как окрестили в народе ягдфербандовцев, собираются на акцию прочески леса от партизан. Бойцы «Красной стрелы» взорвали в «Румбениеках» склад боеприпасов, а под «Плиениеками» взорвали мост.

Когда Андж Лея сообщил, что в «Румниеках» размещен склад оружия, а на Стиетском мосту наблюдается интенсивное движение немецких воинских частей, партизаны «Красной стрелы» взорвали оба объекта.

Третий брат, Янис Лея, тоже был в ягдфербанде.

Примеру братьев последовал и сам Андж, он также вступил в ягдфербанд и устроился на работу в дорожном департаменте в Кулдиге. Теперь и он часто ездил на машине в Кулдигу и Вентспилс, откуда привозил ценные и точные сведения. Ягдфербанд со всей своей секретностью частенько был у Карлиса Мачиня будто на ладони.

Большие заслуги Анджа Леи в разведывательной работе неоднократно подчеркивались Карлисом Мачинем в его послевоенном отчете.

Аксель Амберг кое-что узнал, а больше догадывался о связях Анджа Леи с Карлисом Мачинем, потому-то он с такой уверенностью подумал: «Может, Анджу Лее удастся выяснить», — и не ошибся.

На последнем этапе войны гитлеровцы, оставляя территорию за территорией и непрерывно «сокращая линию фронта», стали сетовать, что Красная Армия применяет себе на пользу их уроки, освоила и «ножницы», и «котлы», то есть окружение крупных вражеских соединений, — а сами они совсем не учатся у противника, не осваивают опыт советских партизан по развертыванию подрывной деятельности во вражеском тылу. Чтобы поправить дело, гитлеровцы сформировали новое подразделение диверсантов, названное ими ягдфербандом СС. Им командовал оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени, которому грех было жаловаться на недостаточный опыт в проведении разного рода диверсий.

Гитлеровцы ставили перед ягдфербандом очень широкие задачи: захватывать и уничтожать особо важные стратегические объекты, разрушать коммуникации, нападать на штабы, похищать или убивать видных руководителей движения сопротивления, командиров партизанских отрядов, собирать сведения военного характера, организовывать банды и восстания. Широко развернутая деятельность ягдфербанда должна была хоть сколько-нибудь оттянуть окончательный разгром гитлеровцев.

Ягдфербанд действовал против всех стран, сражавшихся с Германией, но особенно большое внимание гитлеровцы уделяли ему на востоке, где предполагалось развернуть активную деятельность в тылу Красной Армии. Начальником «СС Ягдфербанд Остланд» был назначен сорокапятилетний Манфред Пехау. В начале войны он служил в эйнзацгруппе, как называли гитлеровцы оперативные группы, был командиром части СД в Локне, участвовал в операциях по уничтожению партизан под Себежем, Освеей, Минском, Барановичами. На подбородке слева у него было два шрама от ножевых ран — память о буйной молодости.

Начальником оперативного штаба «СС Ягдфербанд Остланд» в Курляндии был назначен Борис Янкав. Он так же, как Пехау, служил в эйнзацгруппе, участвовал но многих карательных экспедициях против партизан и мирных жителей в Ленинградской и Псковской областях, в Белоруссии и Латвии. Но самое существенное: 1944 году оба они прошли курс обучения в особо секретной высшей диверсионной школе СД в Гааге.

Янкав тут же вступил в контакт с уже неоднократно упоминавшимся Хассельманом, чтобы образовать новое диверсионное подразделение. Хассельман передал в распоряжение Янкава часть своей агентуры. По всей Курляндии собирали шуцманов, головорезов Арайса, айзсаргов, легионеров и им подобных.

По рекомендации самого Скорцени Янкав разработал положение о ягдфербанде. Он старался скрыть немецкую инициативу и участие в этом начинании и замаскироваться под подпольную организацию борьбы за «свободную, независимую Латвию». Скорцени говорил:

«Ничего не может быть хуже, если станет известно, что движение сопротивления организуется каким-то немецким учреждением».

В секретном положении Янкав, между прочим, уже упоминал, что за этой организацией фактически стоит «СС Ягдфербанд», но что фиктивная организация необходима, чтобы объединить на борьбу людей самых различных убеждений и в то же время антибольшевистски настроенных. Если случится, что Курземе попадет под власть большевиков, то штаб латышской боевой организации «СС Ягдфербанд» примет на себя все руководство сопротивлением... В создании движения сопротивления особенно важна тонкость организационной работы. Чтобы осуществлять ее, необходимы доверие населения и осознание цели. Чтобы добиться доверия народа, надо пускать в ход всевозможные средства, чаще всего изощренные и хитроумные…

«„Легальная нелегальность", — утверждал Янкав, — самый подходящий для нынешних условий в Курземе способ действия. Это обстоятельство важно еще и потому, что „СС Ягдфербанд Остланд” не является вполне самостоятельной организацией, — ее члены заняты в других организациях, на государственной службе и в самоуправлении...

Следует использовать каждую возможность маскироваться удостоверениями, должностями, заданиями других организаций. Надо избегать широкого употребления названия „СС Ягдфербанд Остланд"».

Так название диверсионной банды не вошло в повседневный обиход, а в народе диверсантов называли «лесными кошками». «Лесные кошки» не подлежали тотальной мобилизации, их не посылали на фронт.

Штаб Янкава расположился в усадьбе «Дравас» Кабильской волости Кулдигского уезда. «Лесные кошки» жили на хуторах «Грауждумпьи», «Гилдарты», «Озолини», «Витолини», «Лиепини» и других. Они активно готовились к нелегальной деятельности в тылу Красной Армии — учились взрывать, поджигать, убивать из-за угла, собирать военные сведения.

Тут же рядом в абавских лесах активно действовали партизаны «Красной стрелы», не дававшие гитлеровцам покою ни днем ни ночью. Ни Еккельн, Фишер, Рупрехт, Фукс, Аренс, Кюн, ответственные за безопаскость тыла группы армий «Север», ни местная полиция, айзсарги и жандармерия не могли справиться с партизанами. А главное, «Красная стрела» словно магнит притягивала перебежчиков и дезертиров из латышского легиона СС и других воинских частей. Это выводило из себя Бангерского.

После войны Янкав дал следующие показания:

«Меня вызвал Бангерский и спросил: «Чем занимаются ваши люди?» «Пока ничем, кроме учебы», — ответил я. Он спросил: «Сколько человек в вашем распоряжении?» Я не состоял у него в служебном подчинении, поэтому сообщил о своих людях лишь столько, сколько мне позволял служебный долг. Информировать его во всех подробностях у меня не было ни оснований, ни прав. Однако он, насколько я понял, уже был полностью информирован. Я сказал, что в моем распоряжении приблизительно тысяча триста человек. Бангерский высказал недовольство тем, что такая масса людей пребывает в бездействии.

Через несколько дней Беренд приказал включить моих людей в борьбу с партизанами и парашютистами в Вентско-Усмской котловине. Из моих диверсантов было сформировано десять ягдкоманд по пятьдесят человек в каждой. Они участвовали в боях главным образом против партизан «Красной стрелы» и парашютистов».

Оставшихся диверсантов продолжали готовить к работе в тылу Красной Армии, но и из них многих использовали в борьбе с партизанами. Они собирали информацию о структуре «Красной стрелы», ее вооружении, боевой тактике, составе. И кое-что им удалось-таки собрать. Об этом свидетельствуют документы ягдфербанда, сохранившиеся до наших дней.

«„Красной стрелой" командует комиссар, лет сорока пяти, рост 168 см, волосы и борода рыжие, густые, носит два нагана, ходит с сопровождающими...

Командир Семенов утонул в Абаве.

Ядро банды составляют 19 дезертиров из полицейского батальона, бежавшие из лагерей военнопленные, местные жители.

Столбов, примерно 23-х лет, хорошо сложен, лицо нежное, внешность не отталкивающая, волосы светлые, глаза голубые, любит пофорсить, по-латышски говорит с русским акцентом, голос женственный.

Индрикис Тирум, рост 168 см, сухощав, бледен, с больными легкими, волосы каштановые, редкие, безгранично смел.

Адам Тирум, рост 177 см, курносый, очень большие ноги, угловатые движения, отважен.

Иванов, примерно 22-х лет, очень хорошо сложен, привлекательной внешности, волосы густые темно-каштановые, по-латышски говорит свободно, отважен.

Виктор, большого роста, фигура женственная, рыхлое лицо, волосы черные, вьющиеся, говорит с русским акцентом, трусоват.

Функер (радист) банды — паренек 18 лет, русский, волосы черные, носит какой-то большевистский орден…

Банда разделена на взводы. Первым взводом командует Столбов, вторым — Иванов, третьим — Тирум. В хозяйственный взвод зачислены ленивые и ненадежные.

Почти все вооружены автоматами, только у некоторых винтовки, глушителей 2—3, большое количество револьверов. У половины банды яйцеобразные гранаты, 20 крупных ручных гранат, 20 противотанковых мин...

Большая часть в немецкой форме. Часть в гражданском.

Каждые пять-шесть дней банда меняет свое расположение. Она останавливалась на правом берегу Абавы, в нижнем течении Крои, в Кадарском болоте, вблизи хутора «Велоги», в обходе Зурского лесничества. Бункеры строят не в чаще, а на лесных прогалинах. Вокруг лагеря за несколько километров расставляют посты, которые с приближением сил подавления подают сигналы, если не иначе, то выстрелами.

В «Красной стреле» с перерывами бывал некий русский капитан Вася, предположительно, командир парашютистов. Его штаб находится у озера Усмы...»

Но это еще не всё. Ягдфербандовцы пытались также подытожить практическую деятельность «Красной стрелы», ее влияние на местные органы власти. Эти записи наглядно свидетельствуют о том, кто были подлинные хозяева в Северной Курземе.

«За последнее время деятельность бандитов настолько усилилась, что парализует работу органов самоуправления. В Вентспилсском уезде нормальные, не подверженные влиянию бандитов условия сохраняются лишь в Ужавской, Вармской и Зурской волостях, где расположены крупные немецкие части и где в окрестностях нет густых лесов. В других волостях должностные лица боятся ездить по служебным делам, находиться ночью у себя дома... Постоянная опасность, неуверенность, неприятное сознание превосходства бандитов их морально парализует. В Злекской волости правление не может действовать, так как фактически управляют волостью бандиты. Деятельность бандитов направлена преимущественно против айзсаргов, полицейских и сотрудников СД. Во время прочесывания леса был обнаружен труп Яниса Риманиса. К трупу была приколота записка на латышском языке: «Так будет с любым из СД, кто сунется преследовать латышских партизан»».

Надо, конечно, понимать и учитывать что ягдфербандовцы всеми способами стремились сгустить краски, преувеличить грозящую им опасность, чтобы их поменьше ругали за то, что они не справляются со своими обязанностями. К тому же «бандиты», как они называли партизан и других советских патриотов, были для ягдфербандовцев спасением от фронта, где возможность сложить голову была куда более реальной, чем в редких акциях прочесывания лесов, о которых партизаны, непонятно как, всегда узнавали заранее и старались их избежать, перебазируясь в другой район. Сила партизан была в их мобильности и поддержке народа, что для ягдфербандовцев представляло загадку.

Волостные деятели любого ранга могли спокойно разъезжать по своим делам, если только совесть их была чиста, если правый суд народных мстителей не приговорил их к смерти за подлость и предательство. Когда же деятельность того или иного представителя власти угрожала безопасности партизан, разведчиков и их помощников, тогда, конечно, разговор был короткий — война остается войной и во вражеском тылу.

Так же критически следует отнестись к жалобам ягдфербандовцев по поводу большого числа беженцев в Северной Курземе. Оккупанты, отступая, силой согнали их с родных мест. Конечно, были среди них и предатели, и прочий сброд, что добровольно подались вслед за немецкой армией.

«Положение становится катастрофическим еще и потому, что в местах, подвергающихся опасности нападения бандитов, расселено большое число русских беженцев, которые бродят вокруг, знакомятся с положением в волости, а затем информируют «лесных братьев». Нет никакой возможности отличать русских беженцев от бандитов — русский без автомата — это беженец, а с автоматом бандит...

Число беженцев велико. В Угальской волости около 600. В Вирбской волости до сих пор поселилось 400. В Усмской волости численность беженцев превышает численность местного населения. В Злекской волости примерно 860...

Вентспилсский уездный староста обратился к немцам с проектом решения вопроса о русских беженцах, а именно предложил пропустить их через линию фронта в русский тыл. Немцы этот проект отвергли, им было важно показать миру, что русские добровольно эвакуируются вместе с немецкой армией, хотя на самом деле большинство русских эвакуированы насильно и охотно вернулись бы в Советский Союз...

90% беженцев — это фактически большевистские элементы. Их настроение и цели во всей полноте проявились в районах Латвии, где большевистское наступление было особенно внезапным (например, на тер-ритории Ауце в августе 1944 года). Там русские беженцы немедля соединились с Красной Армией, доставляли ей различные сведения... Большой процент русских беженцев поддерживает бандитское движение... Отдельные лица вступают в банду. Остальные доставляют бандитам соответствующие сведения, снабжают их продуктами, одеждой.

Русские беженцы сознательно ведут большевистскую пропаганду, распространяют среди населения тревожащие слухи...»

Диверсанты Янкава разработали целый ряд рекомендаций, как бороться с партизанским движением, Эти рекомендации были напичканы всевозможными преувеличениями и порой довольно далеко уводили от реальной действительности.

«Подавление бандитов по-прежнему не дает никаких видимых результатов. Наблюдения показывают, что бандиты продуманно выбирают для своих действий пограничные участки уездов, так как их подавлением занимаются уездные СД, Едва в одном уезде бандиты подвергаются слишком активному преследованию, — они перемещаются в соседний уезд (из Рендской волости Кулдигского уезда в Злекскую волость Вентспилсского уезда, из Эдолской волости Вентспилсского уезда в Алшвангскую волость Кулдигского уезда)...

Наибольшим недостатком в борьбе с бандитами является несогласованность действий различных частей. Так, например, в Вентспилсском уезде против бандитов действуют СД, ГФП (тайная полевая полиция), ягдкоманды, группы ягдфербанда СС, отделения айзсаргов, команды латышской полиции для борьбы с бандитами, при этом не определены их районы действия, не налажена связь, не оговорены пароли. Успешной деятельности латышской полиции особенно мешает то, что немцы не извещают о своих успехах и проведенных акциях против бандитов. Так, сотрудники латышской полиции иногда не знают, следует ли продолжать розыск определенных лиц или же немцы его уже завершили.

Многие, быть может, большинство людей вступают в различные ягдкоманды и другие отряды по борьбе с бандитами лишь для того, чтобы спастись от фронта и легиона. Многие из них делают все возможное, чтобы уклониться от участия в любых акциях, и даже если вынуждены в них участвовать, то ведут себя так, чтобы как можно меньше подвергать опасности свою жизнь, не заботясь об успешном выполнении задания...

Немецкие силы, проводя акции против бандитов, а также проверку дезертиров и документов, не сообщают об этом местным латышским силам обороны, поэтому в некоторых случаях невозможно определить, совершается немецкая акция или нападение бандитов, так как последние большей частью одеты в немецкую форму и часто выдают себя за проверяющих...

Единственное, чего удается достичь — это не уничтожение, а рассеивание бандитов, в лучшем случае затормаживание их деятельности на короткое время».

Следует добавить, что квадраты действий полиции и ягдфербанда были детально размечены и распределены, разумеется, на карте, хотя, несомненно, они могли желать большей координации действий. Но даже если отбросить предназначенные для высшего начальства преувеличения, становится ясно, что партизаны «Красной стрелы» были подлинными хозяевами положения во многих волостях Вентспилсского и Кулдигского уездов, особенно в богатых лесами местностях, а всё акции ягдфербандовцев и других карателей наталкивались на монолитное единство партизан и народа.

«Красная стрела» имела большое значение и как база советской фронтовой разведки. Здесь перебывали многие парашютисты, чтобы на время скрыться от преследования, оставить раненых, пополнить запасы продуктов, немного отдохнуть перед продолжением своей непосредственной работы.

Все попытки гитлеровцев уничтожить «Красную стрелу» до сих пор кончались неудачей. Мощный партизанский отряд стал им поперек горла.

«Надо с ними кончать, иначе они покончат с нами», — заявил генерал СС Беренд, сменивший в январе 1945 года переведенного в Берлин Еккельна.

В январе 1945 года гитлеровцы создали специальный отряд для борьбы с «Красной стрелой». В документах ягдфербанда об этом говорится:

«При штабе Беренда образован отряд оберштурмбанфюрера Тейдеманиса, задача которого — централизовать борьбу с бандитизмом в Курземе. В связи с этой задачей Тейдеманис получил соответствующие полномочия. Таким образом, предполагается покончить с неудачами в деле полного уничтожения бандитизма, покончить с абсурдным положением, когда несколько мелких вооруженных групп лишь рассеивают банды, но практически не способны их ликвидировать».

Штаб Тейдеманиса разместился в районе действий «Красной стрелы» — на хуторе «Шалкас» в Злекской волости. Свой отряд Тейдеманис комплектовал из шуцманов, бывалых и изворотливых ловкачей. Однако никто все же не соглашался по доброй воле взять на себя роль ищейки. Тейдеманис усердно искал компрометирующие материалы, чтобы можно было обвинить того или иного человека в уклонении от службы в немецкой армии, в поддержке партизан или в нарушении еще какого-нибудь немецкого предписания, и тем самым заставить его работать на СД.

Так, одной из ищеек Тейдеманиса стал Алберт Клява, пытавшийся на моторной лодке удрать в Швецию и после неудачного путешествия скрывавшийся в лесу. Для начала Тейдеманис потребовал у Клявы только сведения о людях, которые слушают московское радио. Затем велел обнаружить места, где скрываются дезертиры. Позже дал задание бродить по лесам, болотам, населенным пунктам, искать партизан и парашютистов. Это была обычная тактика гестапо — постепенно втягивать человека в преступную деятельность.

Так Клява скитался по лесам и полям, наведывался в отдаленные хутора, рассказывая, что он скрывается от службы в немецкой армии и ищет партизан. В одном месте ему сказали, что партизаны были две недели тому назад и ушли, в другом — что партизаны приходят и уходят, когда вздумается, и о себе ничего не рассказывают. А чаще всего отвечали, что партизан полные леса, пусть там их и ищет, а не шляется по хуторам.

К «Красной стреле» Кляве не удалось найти подступа, зато он натолкнулся на группу партизан Эрнеста Зоргенберга, имевшую связь с отрядом Андрея Мацпана. Алберт Клява просил принять его в партизаны, представившись борцом против фашистов. Но Эрнест Зоргенберг не хотел решать этот вопрос в одиночку. Он познакомил Кляву с самим Андреем Мацпаном. Состоялась долгая беседа, после которой командир отряда позволил Зоргенбергу поступать по своему усмотрению, и Эрнест Зоргенберг зачислил Алберта Кляву в свою группу.

Три недели Клява провел в партизанской группе Зоргенберга, трижды просился пойти за продуктами. Два раза ему отказывали, на третий разрешили, строго наказав той же ночью вернуться в лагерь.

Алберт Клява не вернулся, вместо него нагрянули гитлеровцы и напали на группу. Партизаны Зоргенберга рассеялись, не приняв боя, — они еще политически не созрели для вооруженной борьбы, да и в лес ушли главным образом для того, чтобы избежать фронта, спасти свои жизни. Наверное, именно поэтому Андрей Мацпан все еще не зачислял их в свой отряд. Двое из группы Зоргенберга даже добровольно явились к Тейдеманису.

— Вот как, советские партизаны сами идут ко мне! — Тейдеманис довольно потирал руки. Но тут же озабоченно спросил у Клявы: — А как же с «Красной стрелой»?

— Похоже, я напал на след и этой банды, — доложил Клява. — Говорят, Мацпана навестил один из «Красной стрелы», говорил по-латышски и советовал перебазироваться в леса на Абаве. Мацпан отвечал, что на берегах Абавы и Венты слишком густо: «Красная стрела», много групп парашютистов, дезертиры. Он предпочитает оставаться тут же, в знакомой местности, где много патриотов и людей, поддерживающих партизан.

Однако Тейдеманис за все эти сведения вместо благодарности получил основательную нахлобучку от командующего полиции безопасности и СД Остланда полковника Фукса.

— Была такая великолепная возможность подступиться к «Красной стреле», — выговаривал ему Фукс. — А вы ее прохлопали. Зачем было посылать ягдкоманду? Чтобы уничтожить группу Зоргенберга? Так вы ее не уничтожили, только рассеяли. И в результате Клява потерял все связи с лесом.

Эго прекрасно понимал и сам Тейдеманис, Пытаясь исправить допущенную ошибку, он послал Кляву в район возможного местопребывания отряда Мацпана, велев рассказывать, что после нападения ягдкоманды на группу Зоргенберга он остался один, но зато якобы установил связи с русскими военнопленными, которые желают присоединиться к партизанам.

Тейдеманис намеревался схватить Мацпана, когда тот. явится на встречу с русскими военнопленными, роль которых должны были сыграть переодетые власовцы. В случае удачи Тейдеманис обещал Кляве 3000 марок. Сумма, казалось бы, и немалая, но на лиепайском рынке в то время пачка «Спорта» — 20 папирос третьего сорта — стоила 20 марок.

Клява неоднократно обошел леса Априкской волости, встречался с местными жителями, лгал как умел, но возобновить связь с отрядом Мацпана ему не удалось.

Фукс бранил Тейдеманиса, Тейдеманис — Кляву, но на ругани далеко не уедешь. Ни одному из шпиков Тейдеманиса до сих пор не удалось добиться сколько-нибудь заметного успеха — на крючок попадались то дезертир-одиночка, то беглый военнопленный. Тейдеманис решил направить Кляву лесорубом в пилтенские лесные массивы, где, по агентурным данным, часто бывали партизаны «Красной стрелы».

Несколько недель Клява проработал в лесу. Однако ни лесорубы, ни лесники — никто не рассказывал, где прячутся партизаны и парашютисты, по каким тропам они ходят, кто их поддерживает. С большим трудом Клява в конце концов выследил в усадьбе «Наглас» Злекской волости трех женщин из беженцев, которые якобы поддерживали связь с партизанами «Красной стрелы».

В «Наглас» незамедлительно прибыл сам Тейдеманис, арестовал двадцативосьмилетнюю хозяйку дома Софию Екабсоне, тридцатилетнюю Надежду Романову, четырнадцатилетнюю Тамару Романову и пятидесятишестилетнюю Ольгу Елисееву. Арестованных он доставил в свой штаб в «Шалкас» Злекской волости, где допрашивал в течение двух дней.

— Я все отрицала, — рассказывает София Екабсоне. — Тогда Тейдеманис схватил пистолет и приставил мне к груди: «Не скажешь — застрелю на месте». Я молчу — пусть уж стреляет, думаю. Но не выстрелил, схватил со стола плетку, начал бить, требовать, чтоб признавалась. Я сказала, что не знаю, в чем мне признаваться. Тогда он вывел меня наружу и запер в сушильне. Там я пробыла одну ночь. Наутро опять приводит в свой кабинет: «Говори, было время подумать и вспомнить». Я по-прежнему все отрицала. Тогда Тейдеманис и еще один шуцман подвесили меня за руки к потолку на «качели», как они говорили, и я висела минут пятнадцать-двадцать. Потом сняли с «качелей» и стали страшно бить. Чтобы не было слышно криков и стонов, рот заткнули тряпками.

Так же мучили и остальных арестованных. Четырнадцатилетнюю Тамару Романову Тейдеманис подвесил на «качели» за ноги и нещадно бил.

В конце концов обеих Романовых — и юную Тамару тоже — палачи расстреляли без суда, а о «Красной стреле» так ничего и не узнали.

Начальник полиции безопасности и СД Остланда полковник Фукс снова взъярился.

— Вы тут возитесь с бабами, а партизаны живут себе, в ус не дуют.

— «Красная стрела», как ни странно, прекрасно информирована о наших намерениях, оправдывался Тейдеманис. Подобраться к ней не так-то просто.

И действительно, подобраться к «Красной стреле» было не просто: ведь Андж Лея заблаговременно узнавал обо всех готовящихся акциях и тут же извещал о них Карлиса Мачиня, который, в свою очередь, ставил в известность партизанских командиров.

После очередного разноса у начальства Тейдеманис опять занялся поисками новых методов борьбы с партизанами. Он попробовал включить в это дело лесников, напомнив им о годом раньше появившемся пред-писании оберфорстермейстера.

Тейдеманис тщетно пытался их убедить, что не донести о партизанах равнозначно их поддержке, а за поддержку партизан он может и повесить. Но все эти угрозы оказались безрезультатными. Никто не хотел помогать гитлеровцам.

«Красная стрела» росла и набиралась сил. После жестоких боев и героической гибели Мацпана в «Красную стрелу» влилась группа его партизан под командованием Раймонда Залитиса.

Комсомолец Раймонд Залитис вместе с легендарным партизанским командиром Нижней Курземе Андреем Мацпаном и еще несколькими партизанами преодолел пешком свыше пятисот километров, чтобы добраться до Курземе и начать борьбу против гитлеровских захватчиков. Он был первым радистом отряда Андрея Мацпана.

Свою боевую деятельность отряд Андрея Мацпана начал двадцать девятого сентября 1943 года на шоссе Лиепая—Вентспилс, у столбика с указателем 32-го километра. Из тринадцати дуналкских шуцманов, которые ехали в автомашине, в живых остались немногие.

Вскоре партизанское движение охватило Лиепайский, Айзпутский, Кулдигский уезды. Вокруг Алсунги, Априков, Циравы, Саки, Павилосты, Кулдиги и других населенных пунктов образовалась широкая сеть помощников партизан. В активную борьбу включились многие советские патриоты, а также люди, лишь уклонявшиеся от мобилизации в легион, бежавшие из лагерей военнопленные. Постепенно образовалось до двадцати партизанских групп, которые подчинялись головному отряду Андрея Мацпана, поддерживали с ним более или менее прочную связь.

В одном только районе Павилосты, как свидетельствовал командир береговой охраны полковник Кель, с октября 1944 по май 1945 года проводилось три крупных и примерно тридцать не столь массовых карательных экспедиций, в которых принимали участие ягдкоманды Симеона, Лингнера и Страутниека, два разведывательных танковых батальона, береговая артиллерия и другие части вермахта.

Первую крупную карательную экспедицию гитлеровцы провели 25 декабря 1944 года в Гринях и Сакском лесу. В ней участвовало примерно 1500 солдат и офицеров. Выпала свежая пороша, на которой были отчетливо видны все следы. Это помогло фашистам выследить партизан. Но партизаны встретили врага жарким прицельным огнем. Эсэсовцы были вынуждены залечь в снегу, и многие из них больше не поднялись.

Когда партизаны тридцатого и тридцать первого декабря на дороге Айзпуте—Кулдига взорвали две автомашины и уничтожили примерно 20 эсэсовцев, — преподнесли, так сказать, гитлеровцам новогодний подарок, — фашисты провели большую карательную экспедицию в Циравском лесном массиве. В ней участвовало около 1600 солдат и полицейских. Фашисты не только расставили патрульные группы вокруг леса, но и подтянули броневики и танкетки. Однако партизаны Мацпана, одетые в белые маскхалаты, разбились на небольшие группы, вырвались из окружения и перешли реку Тебру.

Очень тяжелые бои произошли еще двадцать пятого и двадцать шестого января 1945 года, когда обе стороны понесли крупные потери.

Более мелкие столкновения случались и в дальнейшем. Эсэсовцы непрерывно преследовали партизан, не считаясь с потерями, поэтому ряды народных мстителей постепенно редели. Роковой бой произошел двадцать шестого февраля. Фашисты выследили, как партизаны снова вернулись в циравские леса. В жестоком бою Андрей Мацпан был тяжело ранен. Он потерял много крови и, чтобы не попасть в руки противника живым, застрелился.

Командир ягдкоманды Оскар Симеон, его заместитель Борис Майснер, начальник сакского отдела 528-й полевой жандармерии Герберт Фроматер допрашивали пленных с применением пыток. Крики страдальцев были слышны далеко вокруг хутора «Пилсдангас».

Раймонду Залитису, Жанису Эрмсону и некоторым другим удалось оторваться от преследователей, и они надеялись перейти линию фронта, но, встретив на пути партизан из «Красной стрелы», решили продолжать бороться в составе отряда. Раймонду Залитису вскоре было доверено командование боевым взводом.

На базу «Красной стрелы» часто прибывали и группы парашютистов, действовавших по берегам озера Усмы и реки Абавы. Особенно прочная связь установилась у «Красной стрелы» с группой капитана Алексея Потылицына, которая имела весьма прозаический код — «Вепрь». Правда, дикий вепрь — могучее животное, его и волчья стая обходит стороной.

В группе Алексея Потылицына состояли два радиста — Михаил Перевалов и Юрий Селедкин, а также разведчики Алексей Тихонов, Антон Рагила, Викентий Ананич и Владимир Денисов. «Вепрь» действовал в лесах Ренды и Калеша, в качестве жилья чаще всего использовалась землянка возле усадьбы лесника каплузского обхода Фрициса Фибига. Разведчики успешно собирали разведданные и передавали их Центру. Их активно поддерживали многие местные жители. Следует добавить, что в Курляндском котле Алексей Потылицын иногда назывался капитаном Константином Максимовым.

Группа Константина Максимова — Алексея Потылицына с пятнадцатого августа 1944 года по десятое мая 1945 года передала в Центр 450 важных радиосообщений, материалы для которых помогали собирать тридцать семь информаторов.

Фрицис Фибиг снабжал разведчиков продовольствием, табаком, медикаментами, предупреждал о готовящихся карательных акциях, о которых ему удавалось узнавать в Мордангском лесничестве. Его двоюродный брат, счетовод Гибульского отделения Талсинского лесничества Жанис Биланд, информировал «Вепря» о расположении немецких воинских частей в окрестностях Талсов, о движении грузов на перегонах станций Спаре и Стенде железнодорожной ветки Тукумс—Вентспилс. Ночами он часто ходил проводником с разведчиками по хорошо знакомым ему местным лесам и проселкам. Иногда переводил разведывательные материалы с латышского на русский язык. Шестидесятитрехлетняя Милда-Аиба Трезиня извещала «Вепря» о перевозках воинских частей и техники по узкоколейке Талсы—Стенде. Ее дочь Валия Трезиня, в свою очередь, собирала сведения о Стендском гарнизоне, хотя для этого ей приходилось общаться с немецкими офицерами и сносить презрительные замечания соседей. Но Валия Трезиня не только собирала сведения, она даже уговорила одного немецкого майора дезертировать и примкнуть к партизанам «Красной стрелы».

Карлис Лепел жил у самого шоссе Вентспилс—Тукумс, поэтому он взялся следить за движением по шоссе и передавать данные «Вепрю». Мало того, он поселил у себя насильно угнанную из Ленинградской области Марию Иванову. Разведчики уговорили ее устроиться уборщицей к майору Аренсу в комендатуру Спаре, где она собирала данные о немецком гарнизоне в Спаре, о нумерации его частей. Сообщенные Ивановой сведения Карлис Лепел незамедлительно передавал «Вепрю». Кроме них, у «Вепря» в Спаре было еще трое связных — сестры Нина, Надя и Тося Чиковы из Лубаны. Разведчиков группы «Вепрь» активно поддерживали также бывший красный стрелок Янис Кронберг, семьи Карлиса Фрейманиса и Анны Грамы, учительница Инара Бене, директор Спарской лесопилки Матис Рашевиц, батрак Георг Степинь и Другие советские патриоты.

После успешного нападения разведчиков Потылицына на немецких мотоциклистов-фельдъегерей, у которых оказались особо секретные оперативные документы штаба 16-й армии и Кенигсбергской дивизии, гитлеровцы начали преследование группы. Но разведчики укрылись на базе «Красной стрелы», откуда в течение нескольких сеансов связи передавали в Центр содержание захваченных документов. Не пострадали ни разведчики «Вепря», ни их помощники.

В Стенде гитлеровцы использовали военнопленных на заготовке дров для газогенератора. Охрана была несильной, и группа военнопленных под руководством москвича Николая Чайкина бежала из лагеря, вышла на связь с Алексеем Потылицыным и под его командованием долгое время успешно занималась сбором разведданных.

Третьего марта 1945 года фельджандармы неожиданно атаковали группу Чайкина, которая еще не имела опыта партизанской борьбы. Многие бывшие военнопленные погибли. Командир Николай Чайкин был тяжело ранен. Не желая вторично оказаться в плену, он подорвал себя гранатой. К «Красной стреле» присоединились трое из группы Чайкина — Алексей Карасюк, Дмитрий Яворский и Петр Косьяненко. Может быть, и еще кто-нибудь, чье имя неизвестно.

Карательные акции гитлеровцев вынудили и других разведчиков покинуть свои обжитые места и искать спасения у «Красной стрелы». Какое-то время пришлось погостить у партизан и группам парашютистов майора Журавлева и капитана Николая Капустина.

К концу зимы все чаще стали исчезать наиболее рьяные преследователи партизан. «Красная стрела» воздавала по заслугам тем, чьи руки уже с первых дней войны обагряла кровь невинных людей. Справедливый суд народа настиг предателей — командира отделения айзсаргов Злекской волости Криша Крингелиса, айзсаргов Фрициса Крингелиса, Жаниса Шкеле, Далдериса, начальника полицейского участка Пилтене лейтенанта Джорджа Руса.

Не только местные жители, но и гитлеровцы поняли, что это уже не случайность. Один за другим исчезают именно те, кто уже в 1940 году проявили враждебность к советской власти — скрывались, выжидали момента, когда можно будет начать активную борьбу против нее. Этот момент настал 22 июня 1941 года. Ободряемые и натравливаемые антисоветской пропагандой кенигсбергского радио, они взялись за оружие, подстерегали одиноких, отбившихся от своих красноармейцев, советских работников, обстреливали отдельные автомашины, подводы, велосипедистов. Шавки кусали как могли.

В 1940 году самой первой в Злекской школе в пионеры вступила Рена Пулмане. Ее отцу Мартыню Пулманису советская власть поручила заведование конно-прокатным пунктом в «Вецридзниеках». Это был брошенный хутор, так как прежние его хозяева братья Криш и Фрицис Крингелисы скрывались в лесу. Двадцать восьмого июня Рена, как обычно, вышла вместе с матерью задать корм скоту. Раздались ружейные выстрелы, и тринадцатилетняя Рена упала на траву. Были ранены ее мать Юлия Пулмане, работник пункта Иладимир Якимчук и снабженец Жанис Бумбулис, который как раз ехал на грузовике в «Вецридзниеки». Сам заведующий пунктом Мартынь Пулманис на этот раз остался жив, так как братья Крингелисы пока не отваживались войти в свою бывшую усадьбу. Обстреляв людей, они убежали в лес, волоча за собой раненого Жаниса Бумбулиса, которого прикончили в кустах на опушке.

Мартынь Пулманис похоронил свою дочь: а через пару недель и его самого настигли пули братьев Крингелисов.

Третьего июля Крингелисы вместе с другими местными айзсаргами привели немецкие войска к петле, которую река Вента образует возле хуторов «Пиеси», «Вернесты», «Кунгуты». В этом месте они выследили группу красноармейцев примерно в триста человек, которые, с боями прорвавшись из осажденной Лиепаи, переправились на плоту на правый берег Венты и, вконец измученные, решили немного передохнуть в излучине реки.

Бой длился до самого вечера, когда наконец под покровом сумерек красноармейцам удалось прорваться, чтобы продолжать путь на восток. На поле боя осталось тринадцать погибших красноармейцев, которых на следующий день похоронили на Вернестском кладбище местные жители — братья Индрикис, Криш и Эдгар Кесенфелды из «Туней», Андрей Зиньгис из «Верместов» и Фрицис Дорбе из «Эзермалы». Довольно много красноармейцев было ранено, однако потери айзсаргов и немцев, по словам свидетелей, были еще большими, хотя теперь их уже трудно уточнить.

Братья Крингелисы, Шкеле, Далдерис, Рус и другие айзсарги шныряли по окрестным лесам, болотам и усадьбам, разыскивая красноармейцев, устраивали ловушки и засады возле мостов и бродов. Они же первыми поступили на службу в немецкую полицию, арестовали председателя Злекского волисполкома, отца троих детей Арвида Коше, председателя волостной ревизионной комиссии Яниса Боже, заведующего конно- прокатным пунктом Мартыня Пулманиса, советских активистов Андрея Боже, Криша Далдериса и других. Многие из них больше не вернулись. В документах Вентспилсского бюро записей актов гражданского состояния остались свидетельства: «Арвид Коше умер 16 июля 1941 года», «Криш Далдерис умер 16 июля 1941 года», «Андрей Боже умер 16 июля 1941 года».., Все в одно время и в том же месте — Казиньском лесу, где и были закопаны.

Но теперь — в предвесенние дни 1945 года — народные мстители вершили правый суд над самими убийцами.

«Красная стрела» не упускала случая и потрепать отдельные немецкие части.

В середине февраля какая-то хозяйственная колонка — примерно сто ездовых в сопровождении конной охраны — двигалась от «Слуяс» в сторону «Новадниеков». Партизаны в это время находились на привале неподалеку от хутора «Новадниеки». Их передовой пост встретил немецких конников пулеметным огнем. Из лагеря подоспели два взвода партизан. Партизаны взяли в плен пятерых немецких солдат, захватили несколько подвод, оружие, боеприпасы, продовольствие. Оставшиеся в живых немецкие конники и ездовые в панике бежали.

Партизаны понимали, что гитлеровцы так легко не примирятся с очередным разгромом. Уже через час можно ожидать атаки, которую следует отбить, так же как десятки предыдущих.

Партизаны заняли боевые позиции, чтобы с наименьшими потерями как можно больше обескровить врага.

Постовые дали знать: гитлеровцы двинулись в наступление.

Небольшая группа гитлеровцев, отделившись от основных сил, шла по лесу в открытую, шумно, пытаясь создать впечатление, что войска идут в обход лагеря с юга, чтобы замкнуть его «подковой». Расчет гитлеровцев был прост: как только партизаны отвлекутся на окружающих, основные силы ударят им в спину. Но бойцов «Красной стрелы» на такую примитивную уловку было не взять: окружающих рассеял огонь нескольких партизан, а основные силы отряда поднялись в атаку на центр гитлеровцев. Враг этого не ожидал, поэтому солдаты вскоре дрогнули и стали спасаться бегством, оставляя на поле боя убитых и раненых. Партизаны потеряли четырех человек.

Отряд передислоцировался на обрывистые кручи правого берега Абавы у места впадения реки Крои, где заняли оборонительные позиции. Так как у партизан и разведчиков были раненые и больные, то Столбов, Стрельников, Потылицын, Капустин и другие командиры групп на общем совещании решили встретить новую карательную экспедицию на удобных позициях, а не маневрировать, как обычно.

На рассвете следующего дня айзсарги Усмы и Угале, а также рота полицейских из Вентспилса вновь пошли в наступление. Возле «Новадниеков» им удалось захватить в плен одного партизана, которого тут же допросили. Схваченный, личность которого до сих пор установить не удалось, утверждал, что в полукилометре от конторы Новадниекского лесничества находится партизанский лагерь, в котором — триста человек. Командир роты, не желая вступать в бой с таким большим партизанским отрядом, тут же велел поворачивать сани обратно. Однако едва полицейские изменили направление, они наткнулись на засаду партизан, которые открыли по колонне огонь из автоматов и пулеметов. Многие гитлеровцы остались на снегу, остальные в панике разбежались, успев застрелить пленного, который, по-видимому, сознательно завел полицейских в западню.

Главные силы партизан расположились на выгодных оборонительных позициях на высоком берегу Абавы. Там находилось пятнадцать пулеметных гнезд и примерно сто десять автоматчиков: свыше шестидесяти партизан и пятьдесят фронтовых разведчиков. Остальные бойцы вели наблюдение за гитлеровцами на дорогах, холмах, просеках, опушках, на берегах Абавы и Крои. Раненые, больные, а также радисты и бойцы хозяйственного взвода были оставлены в палатках и шалашах из лапника.

В ночь на седьмое марта в «Лайдзес» Злекской волости, где постоянно находился дежурный взвод, прибыли рота вентспилсской полиции, айзсарги из Кабилской, Угалской, Злекской, Пилтенской, Усмской волостей, дежурные взводы, власовцы из комендатуры в Спаре и гитлеровцы. Крупные карательные отряды скопились и в других местах: в Циркале — 120 пехотинцев лейтенанта Циммермана и 40 конников, вблизи злекского поместья — около 200 гитлеровцев, в «Матерах» Угалской волости — ягдкоманда численностью примерно в восемьдесят человек с несколькими собаками-ищейками.

Рано утром седьмого марта разведка сообщила, что по дороге на «Велоги» проехало двадцать подвод с гитлеровцами. Примерно через полчаса другие наблюдатели заметили, что на противоположном берегу Абавы устанавливают пулеметы. Затем из «Кройниеков», что в полукилометре от Абавы, увидели, как по глубокому рыхлому снегу, покрывающему лед реки Крои, бредут группы вооруженных врагов. В лагере объявили тревогу. Партизаны и парашютисты заняли боевые позиции.

Вскоре разведчики заметили, что противник из-за поросшего ельником холма движется к месту впадения Крои. Первыми шли власовцы, за ними гитлеровцы, и последними неохотно тянулись местные полицейские и айзсарги. На берегу Крои вражеские части развернулись цепью. Айзсарги и полицейские шли правым берегом Крои, власовцы и гитлеровцы — левым.

В лесу еще царила тишина. Только скрипел снег под ногами гитлеровцев. В тихом лесу этот хруст был слышен уже издали. Треск сухой сломанной ветки звучал, как выстрел. Когда айзсарги и полицейские в долине Крои возле Абавы смешались в густую толпу вместе с власовцами, вековой лес ожил — открыл огонь третий взвод «Красной стрелы», которым в этом бою командовал начальник штаба отряда Владимир Кирьянов. В лесной чаще на противоположном крутом берегу над Абавой заговорили трофейные ручные пулеметы и винтовки. Плотный прицельный огонь будто метлой вымел долину, на ней остались лишь трупы гитлеровцев. Живые бежали в лес, пытались укрыться под береговыми кручами.

Командир карательного отряда немецкий майор Бегерейт срочно направил сюда пополнение — дежурный взвод Даркевица с правого фланга. Однако не успел тот даже развернуться цепью, как попал под град партизанских пуль, и гитлеровцы пустились наутек.

Гитлеровцы расстреляли в лесу немецкого летчика Кристиана, который побывал в плену у «Красной стрелы» и бежал. Он предложил свои услуги в качестве проводника, и эсэсовцы, очевидно, подумали, что он нарочно завел их в ловушку.

Тогда Бегерейт приказал вентспилсской полицейской роте объединиться с айзсаргами и власовцами и совместными усилиями выбить партизан из окопов. Ввиду большого превосходства сил им это удалось, но ненадолго, ответного наступления партизан гитлеровцы не выдержали. Бегерейт ввел в бой новые силы, и они еще раз заняли первую линию партизанских окопов. Партизаны отошли на вторую оборонительную линию, но через некоторое время вновь поднялись в атаку. Под градом пуль ряды гитлеровцев дрогнули, они кубарем катились с откоса и бежали через реку в лес, под прикрытие столетних деревьев.

Ожесточенные бои проходили и на других участках партизанской обороны. При поддержке минометного и пулеметного огня гитлеровцы трижды штурмовали позиции первого и четвертого взвода, но партизаны успешно отбили все атаки.

Немного опомнившись, гитлеровцы в четвертый раз перешли в атаку на позиции взвода Кирьянова. Но партизаны открыли такой плотный огонь, что большинство наступавших осталось на льду Абавы.

Очередная карательная экспедиция гитлеровцев против «Красной стрелы» окончательно провалилась, но они не желали в этом признаться.

Сохранился письменный рапорт командира вентспилсской полицейской роты лейтенанта Блазмы своему начальству.

«7 марта сего года с 05.00 до 21.00 полицейская рота Вентспилсского уезда в составе 70 человек совместно с другими частями под командованием Бегерейта провела акцию в направлении «Зуши», «Веймачи», «Тейги», «Пали», «Граужи», «Кунераи», скрещение просек в 500 метрах к северу от высоты 31,6, река Кроя, Плучское болото, Циркале.

В лесу к юго-западу от Плучского болота мы вошли в соприкосновение с бандитами. Бой длился с 14.00 до 17.00, когда он был прекращен ввиду недостатка боеприпасов и наступления темноты.

Численность бандитов составляла около 250 человек, вооруженных русскими пулеметами, немецкими и русскими самозарядными винтовками, автоматами, легким минометом и гранатометами. Одежда — русская, немецкая и гражданская. Потери бандитов — около 15 убитыми....

Один бандит захвачен в плен, но в связи с ранениями через несколько минут умер. Пленный показал, что состав бандитов — 4 усиленных взвода. Никаких документов при пленном не обнаружено.

На обоих берегах Крои в 500 метрах к югу от просеки мы наткнулись на оставленный бандитами лагерь. В районе лагеря находилось примерно 25 шалашей из лапника, судя по ним, в лагере насчитывалось до 250 бандитов. Полагаю, что упомянутый лагерь бандиты оставили примерно две недели тому назад...»

Начальник вентспилсской полиции на этом рапорте начертал резолюцию: «Операция организована комендантом Спаре, возглавлял ее майор Бегерейт».

После капитуляции Блазма в своих показаниях пояснил:

«15 погибших партизан в моем рапорте — чистый домысел. Чтобы приукрасить факты и скрыть полный провал операции, Бегерейт приказал мне упомянуть 15 убитых партизан, чтобы его и мое донесение совпадали. Так как мы потерпели неудачу и были вынуждены в спешке покинуть поле боя, то в партизанский лагерь никто не заходил, и судя по тому, как протекала операция, партизаны вообще не имели потерь».

Комиссар «Красной стрелы» в своем отчете указывает, что гитлеровцы оставили на поле боя примерно семьдесят трупов. Потери партизан: двое погибших и шесть раненых.

За отвагу в бою командование «Красной стрелы» вынесло благодарность начальнику штаба Владимиру Кирьянову, командирам взвода Николаю Дроботову и Михаилу Комякову, помощникам командиров взвода Волдемару Грасису и Петру Рагозину, пулеметчикам Федору Саянскому, Ивану Марьяшину, Василию Попову, Ивану Кузьмину, Якову Разважаеву, Ивану Поташову.

«Красная стрела» из предосторожности сменила свое расположение. Группы парашютистов Потылицына, Капустина и другие возвратились в прежние районы действия.

Гитлеровцам надолго запомнился этот бой на берегу Абавы. Местные жители рассказывают, что вскоре после сражения гитлеровцы спрашивали у них дорогу на Ренду. Когда им советовали ехать через Абаву, гитлеровцы кричали: «Дорт бандитен!» — и далеко объезжали это место.

Так от боя до боя текли будни «Красной стрелы».

 

СОДЕРЖАНИЕ

Перевела с латышского Виола Ругайс

Оформление Силвии Гожевиц

Редактор В. Семенова

Художественный редактор М. Драгуне

Технический редактор Г. Слепкова

Корректор Л. Алферова