Гибель эсминца и судьба его капитана
«Советская молодёжь» 1980-е годы
На исходе дня 23 июня 1941 года, когда гитлеровцы вплотную подошли к Либаве (Лиепая), стоявшие на ремонте в заводе «Тосмере» эсминец «Ленин» и пять подводных лодок пришлось взорвать. Экипажи затопленных кораблей отправили на передовую. Бились моряки отчаянно. Здесь фашисты впервые окрестили их «чёрной смертью». Но силы были неравны. Уже на вторые сутки боёв Либава была окружена. Очень немногим защитникам города удалось пробиться из вражеского кольца.
Приказ взорвать ремонтирующиеся на заводе «Тосмере» корабли исходил от командира экипажа «Ленина» капитан-лейтенанта Ю. М. Афанасьева – старшего в заводской группе кораблей. По решению военного совета Балтфлота Афанасьев был предан суду военного трибунала и расстрелян.
В послевоенных мемуарах командующего флотом В. Ф. Трибуца и начальника штаба флота Ю. А. Пантелеева решение командира эсминца «Ленин» Афанасьева об уничтожении ремонтирующихся кораблей оценивается как «единственно правильное». Но тогда, в июле 1941-го, они так не считали.
Доброе имя славного командира-балтийца на целых 15 лет было предано анафеме, а семья «преступника» – презрению и нищенскому существованию. И даже после отмены приговора «по вновь открывшимся обстоятельствам» и «за отсутствием состава преступления» старшему сыну Юрия Михайловича отказали в приёме в партию. Признав действия командира эсминца «Ленин» «правильными», никто из флотских начальников не счёл нужным покаяться в своих мемуарах за безвинно загубленные жизни. А таких, как, Афанасьев, немало.
Читатель вправе заметить, что время было такое – шла война. 16 июля 1941 года Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин подписал постановление, в котором говорилось: «расправа с паникёрами, трусами и дезертирами … является нашим священным долгом». Первыми под это постановление попали семь генералов во главе с командующим Западным фронтом Д.Г. Павловым и два полковых комиссара. Всех их расстреляли.
Юрий Михайлович Афанасьев не был «трусом и паникёром». В этом я убедился, изучив его личное дело в ЦВМА (Гатчина) и уголовное дело № 572 в ЦАСА (Подольск), а также беседуя с его сослуживцами и родными.
Ю.М. Афанасьеву в 1941-м году исполнилось 33 года. Ровно десять лет назад он окончил с отличием Ленинградское военно-морское училище имени Фрунза. В мае 1940 года он стал командиром эскадренного миноносца «Ленин».
Аттестации на всех должностях у Афанасьева были превосходными. В последней, датированной 14 ноября 1939 года, сказано: «Исключительно честный и дисциплинированный в работе. Инициативен, настойчив, требователен к себе и подчинённым… Имеет большое желание плавать на надводных кораблях».
Эсминец «Ленин» прибыл в Либаву на ремонт в октябре 1940 года. Срок окончания ремонта планировался 1 июля 1941 года. За день до начала войны буксиры вывели эсминец из сухого дока и поставили рядом у стенки завода. Осталось ещё немало недоделок, и было, похоже, что в срок завод не управится. Налёт немецкой авиации на Либаву на рассвете 22 июня на корабле приняли за учения ПВО. Но когда на аэродроме Гробиня стали рваться бомбы, поняли – война.
Что было дальше, рассказал при нашей недавней встречи живущий в Обнинске доктор медицинских наук, профессор И. С. Амосов – бывший начальник медицинской службы эсминца «Ленин»: «после выступления по радио Молотова Афанасьев сел на велосипед и поехал к командиру Либавской военно-морской базы капитану 1-го ранга М. С. Клевенскому. Когда вернулся, собрал личный состав на юте и сказал: корабль к выходу не готов, подорвать и всем – на фронт. Матросы отказались взрывать эсминец. Котельные машинисты заверили, что введут механизмы в строй даже одной сменой. Об этом Афанасьев позвонил Клевенскому по телефону. Снова собрал экипаж и сообщил: командир базы отменил свой приказ. Моряки с энтузиазмом встретили это сообщение…».
Котельные машинисты, машинисты-турбинисты и трюмные до утра не вылезали на палубу и сотворили чудо – за неполные сутки выполнили недельный объём работ. Правда, из четырёх котлов в строй удалось ввести два полностью и третий частично – это обеспечивало ход до 23 узлов, но недолго.
«Когда утром 23-го корабль отошёл от стенки своим ходом для приёмки мазута, - продолжал Амосов, - моряки плакали от радости. Электрик краснофлотец Смирнов взял в руки гитару и запел «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…».
В тот же день «Ленин» принял необходимые запасы и …, через несколько часов был взорван прямо у стенки. Почему это произошло? В воспоминаниях «ленинцев» на этот счёт нет единого мнения, а многие детали смещены и затерялись во времени. Одни ссылаются на невозможность выхода в море из-за минирования фарватера и блокирования Либавы кораблями и авиацией противника. Другие указывают на неготовность главных машин (якобы грелись подшипники левой турбины и прочие). Видимо у каждой версии были свои основания.
«Ленинцев» на передовую повели старпом старший лейтенант Н. И. Качурин и комиссар корабля старший политрук А. И. Майский. Командир же Афанасьев после подрыва корабля вызвали в штаб военно-морской базы. Там он находился до самого ухода из Либавы.
27 июня рано утром оперативная группа штаба базы во главе с Клевенским на трёх торпедных катерах покинула Либаву. На одном из катеров было приказано следовать Афанасьеву. Командовал отрядом торпедных катеров капитан-лейтенант С. А. Осипов – будущий Герой Советского Союза, контр-адмирал.
В литературном архиве С. С. Смирнова хранится запись беседы писателя с контр-адмиралом С. А. Осиповым. Привожу её с большим сокращением: «Афанасьев и Клевенский сели на различные катера… О потоплении «Ленина» слышал, что было устное приказание Клевенского. Слышал, что Афанасьев возражал против этого, говорил, что машины на корабле в полном порядке, и он может дать ход 24 узла. Но пришлось выполнять приказание Клевенского».
После выхода из Либавы на нас напали шесть немецких катеров, оторвали от меня катер № 47, и угнаться за ним я не мог. Клевенский начал трусливо кричать «Давай, давай быстрей вперёд!». А немецкие катера вели уже довольно сильный огонь. Полного хода мы дать не могли – катер был перегружен. Клевенский приказал выбросить торпеды. В результате катер прибавил несколько узлов хода. Мы оторвались от немецких катеров, которые давали не более 36 узлов, а у нас скорость стала около 50 узлов. Мы хотели направиться в Виндаву (Вентспилс), а Клевенский требовал «Нет» Давай прямо. Ну мы и пошли прямо. В Ирбенском проливе нас обстрелял немецкий эсминец… По приказанию Клевенского я пошёл в Ригу. Не дойдя 12-15 миль кончился бензин, катер остановился. С берега нас заметили рыбаки и прислали моторку. Клевенский спрыгнул в шлюпку и приказал «отправляюсь в Ригу, пришлю вам катер с бензином». Ждали обещанного до вечера. Проголодались, замёрзли. Попросили у рыбаков шлюпку, съездили на берег. Взяли продуктов, развели костёр. Рыбаки предупредили, что катерников собираются арестовать айзсарги. Подошли три рыбацкие моторки и отбуксировали торпедный катер в Ригу. Там мы узнали, что Клевенский ушёл с эскадрой, а бензин мы достали у лётчиков… Клевенского и Афанасьева я потом встретил Хаапсалу. Афанасьев сказал мне, что его наверно расстреляют, за то, что взорвал эсминец.
- Так тебе и надо! – сказал я. – Надо было получить письменный приказ. – Конечно, - ответил он. – Я тогда не додумался, а сейчас ничем не могу доказать. После этого Афанасьева я больше не видел.
С прибытием в Таллинн Клевенский представил командующему флотом вице-адмиралу Трибуцу собственноручно написанный отчёт, в котором всю вину за уничтожения эсминца и пяти ремонтирующихся лодок возложил на Афанасьева: «Командир миноносца «Ленин», - писал Клевенский , - приняв отходящие в беспорядке части за непосредственную угрозу кораблям, не доложив об этом на КП и не приняв никаких мер не только к обороне, но по выяснению элементарной обстановки, взорвал миноносец «Ленин» и отдал приказ взорвать и подводные лодки».
В Москве живёт бывший ас-подводник, капитан 1-го ранга в отставке П. Д. Грищенко, командующий во время войны подводной лодкой «Л-3». Пётр Денисович – одноклассник Афанасьева по училищу имени Фрунзе. При недавней встречи на его квартире он сказал мне: «Юрий Афанасьев учился лучше всех. Был начитанным и умным курсантом, любил флот. До начала войны «Л-3» базировалась на Либаву, где я вновь встретился со своим товарищем. В первый день войны я вышел в море. Возвратившись 9 июля из боевого похода в Таллинн, вместе с замполитом Бакановым был вызван в штаб флота. Выходя из кабинета контр-адмирала Ю.А. Пантилеева, встретил командира эсминца «Ленин» Афанасьева… Совсем недавно ещё поражавший завидным здоровьем и красотой, ходивший всегда с гордо поднятой головой, Афанасьев сейчас как-то обмяк, смотрел он, казалось, мимо меня, будто пребывал в летаргическом сне. Тихо-тихо, словно больной, он поздравил меня с возвращением с моря, и уже сквозь слёзы добавил: «Пойдём туда, - он кивнул головой в сторону окна в конце коридора, - Есть что сказать…». Мы устроились на подоконнике. – Я узнал у одного доброжелателя, - сказал он, - что ты у начальника штаба. Решил тебя повидать. Я ведь подследственный, нахожусь в штабе вторые сутки без права на выход в город.
Посмотрев на часы, Афанасьев с дрожью в голосе сказал: «Через два часа меня снова будут допрашивать. Но верь мне: я не виновен. Так и передай нашим одноклассникам. Передай, что Юрий Афанасьев выполнял приказ командира военно-морской базы. Протянув мне обе руки и почти рыдая, Юрий прошептал: - Прощай дружёк, не поминай лихом. – За что Юрий? Не верю… - Да никто не верит, кроме прокурора и комфлота. Доказать не могу, приказ мне дали по телефону: уничтожить все корабли стоящие на ремонте, а также склад боеприпасов и топлива. Срок исполнения – немедленно. Когда всё выполнил и доложил, попросил остаться с личным составом для обороны Либавы, то получил отказ…».
Ровно через неделю после встречи с Грищенко Афанасьев отправил жене в Ленинград письмо, полное оптимизма, лишённое тревоги: «… Жив и здоров, немного устал, но это переходящее и силы вскоре восстановятся. Каждый день с нетерпением ждём новостей по радио. Несмотря ни на что, хочется драться, чтобы отмстить всей этой сволочи за всё ужасное, принесённое на нашу землю, за погибших товарищей… Может быть, на днях на короткий срок буду в Ленинграде, тогда увидимся…». Письмо было написано за три дня до расстрела…
Из последнего слова Афанасьева на суде: «Я сказал всю правду. Трусостью я не страдаю. Прошу хоть рядовым бойцом, но отправить на фронт».
После этого, в 21.35 19 июля 1941 года, суд удалился в совещательную комнату (начало судебного процесса началось в 20.45). В 22.10 суд объявил приговор.
Был ли шанс вывести миноносец в море и достигнуть Таллинна?
Вышедшая 24 июня в надводном положении неисправная подводная лодка «С-3»с частью экипажа «C-1» была вскоре атакована катерами противника и потоплена. 27 июня из Либавского аванпорта вышел транспорт «Виениба» с раненными на борту в охранении торпедного катера. Сразу уже транспорт и торпедный катер были потоплены немецкой авиацией. Афанасьеву, как опытному моряку, было ясно, что эсминцу в таком состоянии из Либавы не прорваться. Оставался единственный выход – взорвать корабль, прежде чем немцы ворвутся в город.
капитана 1-го ранга в отставке
Г. Поляков
Источник
TRAVELZONE - Гибель эсминца и судьба его капитана