| Главная » Подвиг Солдата » П » Пастух Владимир Яковлевич | ||
  Всего посетителей: 2623526
Всего сегодня: 30
Всего вчера: 392
Сейчас на сайте: 2
|
Пастух Владимир Яковлевич
19.04.1917 - 27.04.1981
Родился в 19 апреля 1917 года в городе Одесса. С 1917 по 1935 год проживал селе Костюковка Джулинского района Винницкой области Украинской ССР. С 1935 по 1937 год учился на рабфаке Строительного института в Одессе. С сентября 1937 по декабрь 1939 года курсант ВМАУ им. Сталина в городе Ейске. С января 1940 по август 1943 года лётчик и командир звена 6-го гвардейского истребительного авиационного полка ВВС ЧФ. 13 мая 1942 года Приказом Командующего ЧФ № 33с, мл. лейтенант В.Я. Пастух, командир звена 3-й АЭ 8-го АП награждён орденом Красного Знамени. С августа 1943 по февраль 1947 года офицер по учёту и правительственным наградам 4-й истребительной авиационной дивизии ВВС ЧФ. 23 мая 1945 года Приказом Командующего ВВС ЧФ № 8-с, ст. лейтенант В.Я. Пастух, офицер по учёту и правительственным наградам 4-й ИАД награждён орденом Отечественной войны II степени за то, что: «Участие в Отечественной войне принял с первых дней боевых действий в составе 8-го ИАП ВВС ЧФ в должности командира звена. За период с 22 июня 1941 г. по 20 сентября 1941 г. произвел 95 боевых вылетов по прикрытию Военно-Морской Базы, кораблей на переходе морем и сопротивления бомбардировочной авиации. В период боев на Перекопе принимал активное участие по уничтожению фашистских захватчиков. Летая днем на штурмовку и бомбоудар войск противника. Произвел 22 боевых успешных вылета, в которых уничтожил 5 автомашин, 3 подводы с грузами, 4 пулеметные точки, 3 зенитных орудия и до 350 солдат и офицеров противника, за что награжден орденом «КРАСНОЕ ЗНАМЯ». В сентябре 1941 года при штурмовке вражеского аэродрома был ранен. После излечения, комиссией был признан к летной службе негодным. По личной просьбе Командованием 6 ГИАП был допущен к полетам. Быстро овладел с-том «ЯК-4» и принял активное участие в боевых действиях по изгнанию фашистских захватчиков с Таманского полуострова. За период январь-февраль 1943 г. произвел 28 боевых вылетов на сопровождение кораблей и бомбардировочной авиации. Одновременно с февраля 1943 г. по июнь 1943 г. с прифронтового аэродрома Геленджик на самолете У-2 совершил 87 вылетов по спецзаданию. Аэродром был расположен вблизи передовой линии, который контролировался истребительной авиацией противника, полеты авиации связи днем были не возможны. Старший лейтенант ПАСТУХ большинство полетов производил днем и все срочные задания Командования выполнял в срок, за что получил отличную оценку. По ухудшения здоровья в августе 1943 г. назначен офицером по учету и правительственным наградам. С работой справляется хорошо. Дисциплинирован, исполнителен. Все возложенные на него обязанности выполняет добросовестно. За мужество и отвагу проявленные в борьбе с немецким фашизмом». С февраля по август 1947 года начальник строевого отделения 791-го АРБ ВВС ЧФ. С августа 1947 по август 1949 года адъютант авиационной эскадрильи 6-го гвардейского истребительного авиационного полка ВВС ЧФ. С августа 1949 по январь 1953 года офицер по наведению и начальник ВПУ главного пункта управления и наведения штаба ВВС ЧФ. С января по ноябрь 1953 года слушатель ВЛШК ВВС ВМФ. С ноября 1953 года начальник ДПУНИА, а после заместитель начальника 150-й истребительной авиационной дивизии. Умер 27 апреля 1981 года, похоронен на воинском кладбище в г. Одессе.
У каждого человека есть Родина
У каждого человека есть Родина. Не в том смысле, что страна или отечество, а своя маленькая родина, где он сделал первый шаг, увидел солнце, сказал первое слово. И мало кто задумывается, что есть целое поколение, у которого этого нет. Это те, кто был рожден в военное время, и родители их жили на территории, которая попала в оккупацию, и родители попали в эвакуацию. Многие добрались до места назначения, но были и другие. До войны мои родители жили в Одессе. Отец родился в селе в Винницкой области. В семье было шестеро детей, и жизнь в то время была далеко не сахар. Мать умерла рано, и отец женился второй раз. Незадолго до войны мой отец уехал в Одессу и поступил на рабфак Одесского строительного института. Жили в комнате в коммунальной квартире с родителями первой жены деда. И тогда мой отец решил стать летчиком. Успешно сдал экзамены и поступил в Ейское летное училище и окончил его. Учитывая успехи в учебе, командование сразу определило его командиром звена. В действующую армию отец попал с первых дней войны и был определен в морскую авиацию. Летал он на «Чайке». Не густо было с новой техникой в Красной Армии, но и старички справлялись со своими задачами. Истребители морской авиации работали по прикрытию морских судов от атак немецких бомбардировщиков и уничтожению сухопутных целей. При выполнении очередного задания отец был сбит, но прихватил при этом немца. Все это произошло на глазах участников боя. Если вы можете себе представить, что такое «собачья свалка», то легко поймете, что порой нелегко определить автора пулеметной очереди, приведшей к победе. Автор «погиб» и авторство приписал себе его «лучший» друг. Многие возмущались этим поступком, но виновник дал слово, что сам восстановит правду. Учитывая кочевую жизнь военных, эта история затянулась на долгие годы. Но конец был неожиданный и справедливый. Незадолго до смерти отца «лучший» друг пришел просить прощения, но на глазах испуганных соседей был спущен с лестницы со словами: «Как долго я этого ждал». Но все это было потом, а в сентябре 1941 года моя мать в компании жен военнослужащих авиаполка следовала в город Молотов (Пермь). И вот тут прямо в поезде мне угораздило родиться. Не мог потерпеть – очень хотелось мир посмотреть. В придачу ко всем бедам меня еще ухитрились уронить. Так что на свою родину я прибыл уже, имея странную болезнь по имени менингит, и правом назвать себя жителем Урала, к которому я не имею отношения и в кладовых своей памяти не могу отыскать ни одной картинки этого периода моей жизни. Судьбе это показалось мало и к матери приходит похоронка на отца. В те лихие времена это уже стало обыденным явлением, и я в честь отца и дань уважения был назван его именем. Вот так попал в двойные тезки к Маяковскому и Путину. А отец не погиб. После тяжелейшего ранения (мне его лечащий врач сказал, что на момент «смерти» в нем оставалось семнадцать осколков) его доставили в полк и многие отказывались поверить в его спасение. Аэродром тогда стоял в Геленджике. Моя мама со мной поехала туда. Лечение проходило долго и трудно и окончилось запретом на полеты. Жить нам приходилось и в землянках, и в бараках, и в саклях, летом в палатках. Готовили на керосинках, вместо свечей коптилки из гильз. Игрушками служили наконечники от бронебойных снарядов, гильзы и фарфоровые изоляторы. Вечерами собирались возле сакли, а так как она стояла на сваях, у нее было высокое крыльцо. На него ставился патефон, и все слушали музыку. После болезни менингитом я на время потерял речь и думали, что я никогда не заговорю. Но речь восстановилась, но говорить я стеснялся, так как было сильное заикание. Даже потом, уже учась в институте, это заикание доставало меня, особенно в минуты волнения. Но зато я начал рано читать. Без азбук, букварей и прочих подобных книжек. Отец был очень трудолюбив. Проходя курс лечения, он постоянно что-то мастерил. С помощью обыкновенного перочинного ножа из фанеры и оргстекла он вырезал рамки для фото, корпус для старенького патефона, этажерку. От него постоянно пахло эмалитом. Материала было много. На краю аэродрома была свалка разной техники, на которой техники брали материал и превращали его в памятные портсигары, модели самолетов, ножички и прочие изделия ширпотреба. Очень много времени отец уделял мне. Он научил меня читать и писать очень рано. Первая книга, которую я прочитал, называлась «Авиационная метеорология». Немногие могут похвастаться, что могут определить вид облаков и причины их образования – кучевых, слоистых, перистых и прочих или отличить грозовые от простых. Луи Буссенара и «Что такое хорошо» Маяковского я зачитал до дыр. Так как с речью были проблемы мы с отцом заполняли этот вакуум чтением. Географию я изучал по местам службы отца. Мыс Фиолент, Бельбек, Севастополь, Саки. Евпатория, Кача, Одесса, Джанкой, Оползневое и множество других мест и городов Благодаря ходатайству командира эскадрильи отцу разрешили летать. А техника пошла новая, Пришли Яки. Надо, значит переучимся. И отец снова начал летать. Войну он закончил, имея четыре ордена и шесть медалей, но летать запретили. Конечно, в этих условиях я мечтал стать летчиком, на что мама говорила – «Только через мой труп. Хватит мне одного летчика». О трудолюбии отца можно рассказывать много, но приведу один пример. Я окончил институт, и работал главным конструктором, когда умер отец. На память о нем я взял только три вещи: Книгу «Суворов» и два его конспекта. Они написаны в «амбарной» книге, но поля как под линеечку, Абзацы с красной строки, Главы и заголовки подчеркнуты красным карандашом. Почерк с первой до последней страницы не имеет никакого отличия. Много мне в жизни приходилось видеть документов, но таких… А книга была для меня ценностью, так как у отца была привычка подчеркивать интересные места и оставлять заметки на полях. Короче он не просто читал книги, он работал с ними. Вот по этим замечаниям и пометкам можно довольно точно составить портрет человека и понять его характер. Так как я уже к пяти годам мог бегло и быстро читать даже газеты, в семье стали появляться книги, которые лежали на видных местах и соблазняли меня, как червяк карася. Так что, говоря словами поэта Владимира Высоцкого, я «нужные книжки в детстве читал», потому что сдается, книги специально подбирались. Благодаря этому мой кругозор расширялся, что имело и негативный эффект. Героями становились не только Тимур, но и Мишка Квакин. И рос я далеко не пай-мальчиком. После боев в полях оставалось много оружия и боеприпасов. Все это мальчишки использовали в качестве игрушек, стараясь при этом получить максимальный эффект. А в это тяжелое время к детям было особое отношение. В них видели свое будущее. В воспитании детей принимали участие все, и запретов на физическое воспитание не было. А учитывая то, что отцы были на фронте, а матери занимались добычей хлеба насущного, чтобы дать возможность выжить нашему поколению, времени на семейное воспитание оставалось очень мало. Несмотря на то, что в то время не прочесть «Педагогическую поэму» Макаренко, считалось дурным тоном, выражения: «надрать уши» или «выпороть» имели далеко не символическое значение. И если меня за ухо приводили домой, то отец говорил: «Спасибо». И не спрашивая: «За что?», брал за второе ухо, и экзекуция была неизбежна. Места, в которых мы проживали, не знали, что такое уличное освещение, а ночи на юге очень темные и такие детские шалости как «самовар» и свистящий порох были самыми безобидными. И в этих условиях детское любопытство и бесстрашие делали свое дело. Только в первых классах школы, в нашем классе погибли трое учеников. Естественно, в этих условиях родители применяли самые суровые методы для сохранения наших жизней, потому что в те времена слово «лягушка» означало не только земноводное животное. Мина такая – противопехотная, подпрыгивающая. А нам очень хотелось играть, но с игрушками была напряженка. По окончании войны, много летчиков возвращались домой, и они старались навестить своих боевых товарищей. Часто путь домой пролегал через часть, где служил отец и мне от этих летчиков перепадали подарки, то заводной мотоцикл, то трехколесный велосипед. Игрушек этих хватало на пару дней, так как это становилось достоянием нашей ватаги. Далее непреодолимое желание посмотреть – а что там внутри – делало свое дело. А вечером они, летчики, собирались за столом и начинались воспоминания и поминания погибших друзей. И тогда я, затаив дыхание, притворяясь спящим, впитывал каждое слово. Впоследствии сделал вывод, что настоящие фронтовики не любят распространяться о своих подвигах – это удел тех, кто не участвовал в боях. Поэтому отец не любил рассказывать о войне. Все воспоминания о его боевом пути подслушаны в этих долгих разговорах. Самыми ценными игрушками были те, которые мы делали сами. Слово «купи» применялось только для мороженного и конфет. Модели самолетов, парусных лодок, «вертолетов», «водилок», луки и рогатки мы делали сами. И горе тому пацану, который не умел делать это, Забытая кличка «маменькин сынок» – то про них. Сейчас, в эпоху потребления, рогатку детям покупают в магазине. А раньше? Надо пойти за несколько километров в кизиловую рощу и вырезать рогатулину. Настоящая рогатулина может быть изготовлена только из кизила – это вам не скрипка. Дальше у техника на аэродроме нужно выклянчить белую, 6х6 мм квадратную резину от парашюта. Только из такой резины можно сделать настоящую рогатку. Потом из противогаза нужно было нарезать тонкие полоски резины для того чтобы все это превратить в рогатку. Теперь можно отправиться на аэродромную свалку и набрать чугунных поршневых колец, чтобы поколоть их на пульки. А теперь можно выйти на улицу и похвастаться. Если у кого-то оказалось лучше, придется переделать с учетом критики. А ведь главное в этом процессе сам процесс, конечный результат – это вторично. И прививка этого отношения к труду и творчеству – была целью моего отца. И потом спустя много лет, когда он купил автомобиль «Победа», он разрешал мне иногда пользоваться им. Но в мои обязанности входило смазка всех точек смазки (22 точки), мытье и натирка воском, а зимой нагреть на керогазе ведро воды и прогреть машину для поездки, (про антифриз мы не слышали) и много прочих «мелочей». Но я не считал это «работой», а процесс должен приносить удовлетворение. Детские уроки отца не пропали даром. Уже в начальной школе на этих самодельных игрушках мы познавали законы аэродинамики, основы управления парусным судном и баллистики. Но были и самопалы, и петарды, и прочая далеко не безопасная гадость. Мне кажется, этот опыт, приобретенный в далекие 40-е, помог стать мне чемпионом Латвии по судомоделированию с моделью яхты класса «М» в менее далекие 50-е. Всегда считал, что моим воспитанием занималась мать. Отец был строг, но справедлив и я грешным делом старался меньше попадаться ему на глаза. Слова баловать, и отец были несовместимы. Но все нужные книжки приносил домой отец. Он смастерил мне уголок с маленьким столиком, А на стене висела карта и фото из разворотов журнала «Огонек» – «На Курской дуге», «Взятие рейхстага» и другие, но все на патриотические темы, На этом столике я переписывал школьные упражнения по несколько раз. Так вырабатывался красивый почерк без единой помарки. Стоило мне, чем-нибудь увлечься, он брал на себя обеспечение моих увлечений. Увлекся химией – он мне привозит химическую посуду из Риги (раньше там был магазин «Наглядные пособия»). Радиотехникой – значит, обеспечение, списанной аппаратурой на радио детали. Но ни разу в жизни мне он не купил «цацку» – безделушку. Всю мою сознательную жизнь в нашей семье была музыка. Сначала это был старенький патефон. В конце 50-х, несмотря на трудные годы, появился радиоприемник ВЭФ – М557. «Даугава» и «Рига-10» тоже прошли через нашу семью. Часть, в которой служил отец часто меняла расположение, а добираться до места каждому приходилось, кто как может. И запомнились мне виды Крымской степи, по которой бредут люди. Впереди отец – на ремне через плечо два фибровых чемодана, в руках чемодан и патефон, сзади мать с баулом в одной руке, за вторую руку держусь я. Сзади на горизонте облако пыли. Попутка!!! Какое счастье. Эту картину я вспоминал в Капустином Яру спустя десятилетия, когда приходилось, будучи уже инженером, добираться с одной стартовой площадки на другую. Если первое окно в мир были книги, то второе окно – это радио. Оно тогда было совсем другим. И театр у микрофона, и Пионерская Зорька, трансляции концертов и футбольных матчей – все это мир, в котором жила страна, и каждый находил в нем свою нишу. И проигрыватель с тумбочкой для пластинок был приложением к этому миру. Приемник был включен постоянно, а вечерами по «Голосу Америки» я слушал «час джаза». Однажды за этим занятием меня застал отец, подошел и выключил приемник. «Да, а сам, небось, слушаешь» - сказал я ему. «Подрастешь, ума наберешься – тогда и слушай.» И ведь не хватило у меня ума тогда понять, что он имел ввиду. Годы прошли пока я понял, что он мне сказал. Сейчас говорят, что Русланову запрещали, за песню «Мишка» чуть ли не в кутузку сажали. А у нас все это слушали, а пластинку с «Мишкой» мы вообще купили после его критики в прессе. Отец не пропускал ни одной новинки, и у нас часто собиралась компания послушать музыку. Любили почему-то цыганские песни, романсы, песни Изабеллы Юрьевой, украинские народные песни. Тарапунька и Штепсель занимали первые места по популярности. Магнитофонов еще не было и поэтому, когда по радио выступали любимые исполнители – бросали все дела – слушали. Очень и очень многому научил меня отец. Я не могу сказать, когда я научился плавать, но точно помню, что когда мы жили на Каче, отец брал меня с собой в лодку в море я нырял на десятиметровую глубину чтобы отцепить сеть, которую они ставили на ставриду. А было мне тогда не более пяти лет. Когда меня в шесть лет определяли в школу в первый класс, то не знали что со мной делать, так как в первом классе просто нечего было делать. И это несмотря на мое жуткое заикание. Из-за переездов отца мне часто приходилось менять школы. За 10 лет я сменил 7 школ. А ведь это новые учителя, новые друзья, другой коллектив. И не в каждой школе программы совпадают и идут по графику. И мне приходилось постоянно ждать и догонять. И вот тут спасибо моему отцу, который научил меня быстро и много читать. Школьные учебники, которые попадали мне в руки, я читал не от и до, как скажет учительница, а сразу до последней страницы. Поэтому мне часто достаточно было просто освежить в памяти прочитанное. Ну а если меня что-то увлекало, то часто это шло в ущерб остальным предметам. Так за один год я прошел весь курс химии и физики, включая курс высшей школы, а математичка дала мне кличку «Наш Лобачевский», а у физички и химички я был предметом гордости. Но по русскому и английскому пришлось заниматься летом, дабы перейти в следующий класс. Вот такие перипетии судьбы. Но самым больным местом была оценка по поведению. Мое шальное детство оставило глубокий отпечаток, а мои фантазии были неистощимы. Тем более в Лиепае (к этому времени отца перевели сюда в 1952 году) было место под названием «танкодром», и он довольно исправно снабжал нас всем для наших шкод. И никакие наказания не могли со мною справиться, даже исключение из пионеров. По поводу моих художеств всегда вызывали родителей, и матери приходилось за меня отдуваться. Отец служил оперативным дежурным офицером (или офицером наведения, короче держал под контролем воздушное пространство границы) и проводил на работе сутки, и сказывалось постоянное напряжение. Старожилы помнят неугасающий интерес америкосов и стран НАТО к базе в Лиепае. Был создан аэродром в Авиагородке (Цимдиниеках) и побережье было взято под контроль. Чем все это закончилось, знают все. Правда, америкосы согласно их лучшим традициям подставили шведов, но это их проблемы. А сейчас пытаются сделать из шпионов героев, но это уже патология. А она не лечится – с ней живут и умирают. Так вот отца старались не вмешивать в школьные проблемы, и вот школа решила вызвать отца. В состоянии ужасного предчувствия я ожидал его возвращения. А он пришел, сел ужинать, не сказав ни слова. Лучше бы поколотил. А потом просто позвал к себе. И он сказал мне одну фразу, и я ее запомнил на всю жизнь: «Ты учишься не для меня и если тебе это не надо, то в следующий раз я пойду в школу, чтобы забрать твои документы. Пойдешь работать». Работы я не боялся, но в те времена образование – это святое. И я понял, что он не шутил. Дальше он помогал мне учиться, как мог. И когда я сдал все экзамены и набрал проходной бал при конкурсе 17 человек на место в Рязанский радиотехнический институт, но не был принят, отец из Лиепаи прилетел в Рязань. И встретился с ректором. Когда он вышел из кабинета и положив руку на мое плечо сказал: «Пошли отсюда, сынок», я был шокирован. За 19 лет жизни я не слышал от него подобного. Строгость и справедливость, наказание за проступки, подковырки для возбуждения упорства для достижения цели, всемерная помощь для достижения цели и др. но не телячьи нежности… Это не для него. Для нежностей была моя младшая сестра. Ничего он не сказал он мне о разговоре с ректором. Только спустя 20 лет я случайно стал невольным свидетелем его разговора со старым товарищем и понял, почему он не передал содержание разговора А все очень просто. Ректор сказал, что во время работы приемной комиссии из Москвы пришла разнарядка на 50 латышей – национальных кадров инженеров для Латвии. Принять и никаких экзаменов. Что делать? И принимается мудрое решение: освободить места за счет русских, приехавших из Латвии. А почему утаил разговор? Да потому что меня воспитывали интернационалистом, и не надо там сеять семена шовинизма. Для Латвии это высшая математика, а это наука серьезная. Но свою мечту я не оставил. Отец демобилизовался. Ветераны помнят о знаменитом сокращении армии на миллион двести тысяч человек, и отец попал под это сокращение в 1960 году. Вся семья уехала в Одессу. Чтобы не быть шестым жильцом в одной комнате и родителям не быть в тягость, я остался в Лиепае. Стал искать работу. Соседом по лестничной клетке был главный инженер Машзавода. Отец часто играл с ним в шахматы. Ему бы словечко замолвить, но он палец о палец не ударил. И я колесил по Лиепае в поисках работы. И злился на отца. Потом я понял, что «самостоятельность» – это не слова, а черта характера, а характер нужно воспитывать. И отец воспитывал. Поэтому и не уехал с ними. Спустя два года, и чтобы скоротать год поступил в Лиепайский пединститут. Поступив, понял, что, если отбросить пение, музыку, арифметику, а сосредоточиться на зоологии, биологии, ботанике, методика начального образования и прочих полезных предметах, можно провести год с толком. К тому же учитывая мои успехи в фотографии (несколько призовых мест на городских фотовыставках) мне отдали институтскую фотолабораторию со всей фототехникой. Я быстро привел все в порядок и занялся фото. Помогал старшекурсницам оформлять курсовые и дипломные работы, работал нештатным фотокорреспондентом в городской газете и прочее. Сработала закалка, привитая отцом. А весной приехал в Одессу и поступил в Одесский политехнический институт, и закончив его в 1966 году защитил диплом и получил направление в Лиепаю на п/я А 1230. Продолжал работать по дипломной теме. Потом ее запустили в производство, и я до сих пор горжусь, что больше 20 лет она простояла в ЦУПе. Но не было ни одного года, чтобы я не посетил город, где были мои родители. Говорят, что родители хотят воплотить в детях самих себя. Не берусь судить, удалось ли это отцу, но память о нем сохраню, пока жив. Хотя временами бывает стыдно за свои поступки и незаслуженные обиды на отца.
             
Сын, Пастух Владимир Владимирович Латвия, г. Лиепая 01.02.2015 Отец служил оперативным дежурным офицером (или офицером наведения, короче держал под контролем воздушное пространство границы) |
|
.gif "орден Отечественной войны II степени"){kind=small}
Майор Владимир Яковлевич Пастух - офицер по учёту и правительственным наградам 4-й истребительной авиационной дивизии Военно-Воздушных сил Черноморского флота. Член ВКП(б)/КПСС с сентября 1945 года. Украинец.
.png "ПРОЕКТ «ДОРОГА ПАМЯТИ»"){kind=logo}
